По ночам в Мемеле проводится стягивание германских войск к Литовской границе
[202].
Немецкие офицеры и солдаты и проживающие в Мемеле немцы изучают русский язык и тренируются в русской разговорной речи.
В 10 милях от Либавы
[203] были обнаружены 3 германских тральщика, пребывание которых в этом районе не вызывалось необходимостью.
В районе военных баз СССР, островов Эзель и Даго под видом рыбаков находилось несколько германских судов. “Рыбная ловля” германскими судами в этих водах производится впервые»
[204].
На основе всех этих сообщений и складывалось убеждение, что вот-вот начнётся. Конечно, август, преддверие осени — далеко не лучшее время для нападения на СССР, это всё-таки не Польша, которую можно было «раскатать» за месяц... Но всё же силы стягивались к границам, солдаты и офицеры долбили русский язык: «Матка! Курка, млеко, яйки! Шнель!», ещё не зная, что есть такое русское слово «партизан» и что в России лучше будет говорить не «Heil Hitler!», a «Hitler Kaput!», и гестаповская контрразведка спешно собирала «лежащие на поверхности» сведения о Красной армии... И опять хотелось во весь голос кричать: «Волки! Волки!» Да, видимо, и кричали, потому как любой этот документ был криком, пока ещё пугавшим кремлёвских обитателей.
Но кто же мог подумать, что такая масса немецких войск просто останется зимовать на советской границе — в не самых, пожалуй, комфортных условиях проживания?!
А мир в это время воистину бурлил — события в Европе теперь уже развивались стремительно.
9 апреля фашистская Германия напала на Данию и Норвегию. В ответ на это 14 числа того же месяца в Северной Норвегии стали высаживаться английские и французские войска. 10 мая гитлеровские войска вторглись на территории Франции, Бельгии и Нидерландов — война вновь по-настоящему полыхнула в Европе... Кажется, западные политики начали расплачиваться за собственные ошибки: в Великобритании ушло в отставку правительство Невиля Чемберлена, сторонника политики «умиротворения» агрессоров — Гитлера и его итальянского прихвостня; к власти пришёл коалиционный кабинет Уинстона Черчилля — политика мудрого и жёсткого, сказавшего в Палате общин после подписания Мюнхенского соглашения 1938 года: «You were given the choice between war and dishonour. You chose dishonour, and you will have war»
[205]. А война сразу пошла совершенно жутким, непредсказуемым образом! 13 мая фронт союзников был прорван на реке Маас; 14 мая голландская армия капитулировала; 17 мая пал Брюссель — столица Бельгии, и на следующий день фюрер подписал декрет о присоединении к Германии трёх бельгийских округов; 27 мая англо-французские войска начали эвакуацию через Ла-Манш из порта Дюнкерк, вошедшую в историю как «Дюнкеркская катастрофа»; на следующий день капитулировала бельгийская армия, а 5 июня англо-французы начали покидать Норвегию, которая 10 июня была полностью оккупирована гитлеровскими войсками; 14 июня полки вермахта стройными рядами маршировали по Парижу...
Ну а далее, как нам известно, в исторический день 22 июня — только 1940 года — в Компьенском лесу, в историческом вагончике маршала Фоша, была подписана капитуляция Франции перед нацистской Германией. Вот уж действительно, день 22 июня является Днём памяти и скорби — и не только для нас одних! Не думаем, чтобы и французы забывали про этот день и про свой позор...
К сожалению, информацию о том, что Гитлер нападёт на Францию и соседние с ней страны, советская разведка своевременно получить не сумела — в то время практически все наиболее ценные её агенты находились под подозрением собственного Центра, и связь с ними была очень плохой — если была вообще...
Итак, отныне на всём Европейском континенте (да, с точки зрения географии это неправильно, но общепринято — да и звучит красиво) остались только мы и они, СССР и Германия. Великобритания укрывалась на своих прекрасных островах, а Соединённые Штаты Америки, которые ныне так любят вмешиваться в европейские дела, — это ведь совсем не Европа. К тому же, они ещё и не придумали, как следует себя вести.
Столкновение между Советским Союзом и нацистской Германией представлялось неизбежным — вопрос упирался только в конкретное время его начала.
Это время и должна была установить разведка. Такова теперь была её наиглавнейшая задача.
* * *
Как мы уже говорили, у Павла Фитина как начальника разведки в работе было две опоры: опытные ветераны и его соученики по Центральной школе, буквально на глазах набирающие профессиональное мастерство. Конечно, разведка — дело штучное, коллектив отдела был, в общем-то, небольшой, а тех людей, кому Фитин мог безоговорочно доверять, на кого он мог всецело положиться, было ещё меньше. Нужна была, так сказать, свежая струя — молодые, образованные, профессионально подготовленные, надёжные люди.
Где таковых взять? Думается, ответ на этот вопрос Павел Михайлович искал недолго: ещё с 3 октября 1938 года реально начала работать Школа особого назначения (ШОН) для подготовки кадров разведчиков, и начальник разведки оказывал ей особенное внимание.
Вот что вспоминал выпускник ШОН Герой России Александр Семёнович Феклисов, пришедший на службу в разведку в 1939 году, после окончания Московского института инженеров связи:
«В нашей Школе училось всего десять слушателей. По своему социальному происхождению все были детьми рабочих и крестьян, мобилизованными в органы госбезопасности после окончания технических вузов. Тогдашний начальник разведки Павел Михайлович Фитин набирал кадры главным образом из числа молодых людей, окончивших технические вузы. Он считал их более трудолюбивыми и изобретательными. Выпускников же гуманитарных вузов, по его убеждению, учили лишь “зубрёжке и болтовне”. Годичная программа Школы включала в себя изучение иностранных языков, спецдисциплин, отдельные вопросы истории ВКП(б), страноведение.
Ежедневно было 6 часов занятий. Обычно первые три урока отводились иностранным языкам. Пять слушателей изучали английский, трое — французский и двое — немецкий. Все начинали с азов, ибо в технических вузах в то время иностранные языки преподавались крайне слабо. <Как видите, наше предположение о том, что у Павла Фитина были проблемы с изучением языка, косвенно подтверждается. — А. Б.> Из спецдисциплин входило изучение теории разведки для всей группы, а также радиодело для одной группы и вопросов документации — для другой.
Основным методом обучения были беседы, проводившиеся практическими работниками разведки и контрразведки...»
[206]
