Именно с того времени СС начали превращаться в подобие некоего военно-монашеского рыцарского сообщества. Можно уточнить, что за образец организации был взят легендарный орден иезуитов: Гиммлер даже пытался копировать для СС различные иезуитские наставления. Абсолютное подчинение считалось законом, любые приказы начальников выполнялись безоговорочно... Ладно, мы зашли уже слишком далеко, ибо в данном случае нас интересует всего один момент: как уже сказано, в числе «мартовских фиалок», сообразивших, что чёрная форма СС может немало поспособствовать карьере, оказался и Вальтер Шелленберг, будущий руководитель политической разведки рейха.
В 1933 году Шелленберг, как уже сказано, закончил юрфак Боннского университета и, будучи членом НСДАП, вступил в СС, а потом и в СД — кстати, ещё в студенческие годы он сотрудничал со службой безопасности или, говоря по-простому, «постукивал» на своих соучеников и преподавателей, собирая информацию «о личных и политических настроениях в различных университетских кругах». Об этом, со спокойной душой, Шелленберг откровенно пишет в своих мемуарах. Понимал ведь, что морду ему никто уже не набьёт.
Невольно вспоминаются стихи Самуила Яковлевича Маршака из книжки, в детстве доставшейся по наследству. В этих стихах рассказывается о том, как некий юный Фриц сдавал экзамен:
Задают ему вопрос:
— Для чего фашисту нос?
Заорал на всю он школу:
— Чтоб вынюхивать крамолу
И строчить на всех донос.
Вот зачем фашисту нос!
Понятно, что «будущий юрист» Шелленберг, сын фабриканта роялей, и «вынюхивал», и «строчил». Ну а что ему было делать?! Надо ж было обеспечивать своё будущее и делать карьеру.
«Личное моё вступление в нацистскую партию было продиктовано лишь финансовыми затруднениями, хотя я не могу сказать, чтобы я пришёл к этому решению с великой неохотой или с трудом... — вспоминал потом шеф гитлеровской разведки. — Все молодые люди, вступившие в нацистскую партию, должны были также вступить в одну из её организаций. СС уже тогда считались элитной организацией. Чёрные мундиры специальной охраны фюрера были эффектны и элегантны, так что в их ряды вступали многие из моих коллег-студентов. На эсэсовцев смотрели как на “высшую категорию людей”, и принадлежность к СС обеспечивала престиж и значительные социальные преимущества...
Я не могу отрицать того, что в возрасте двадцати трёх лет такие вещи, как общественный престиж, да и, признаться, обаяние великолепного мундира, сыграли столь существенную роль в моём выборе...»
[236]
Человек чётко определил, что именно нужно будет ему в жизни.
Это ж не Павел Фитин, который в гораздо более зрелом возрасте получил предложение, точнее, приказ и, не думая о «высшей категории людей» и красоте фуражки с васильковой тульёй и краповым околышем, «по воле партии» поступил в НКВД, не предполагая, какая головокружительная карьера ждёт его в этом ведомстве, к которому он ранее не имел никакого отношения. Не думал он и о том, что его служба в органах — какой бы она ни получалась — может очень быстро и трагически оборваться по причинам, совершенно от него не зависящим...
Хотелось написать, что Шелленбергу было проще, но тут вспомнилась судьба Эрнста Рёма, организатора и руководителя штурмовых отрядов — СА
[237], одного из ближайших сподвижников Адольфа Гитлера в начале его политического пути. К концу 1933 года в рядах штурмовых отрядов состояло порядка двух миллионов «коричневорубашечников». Может, по причине его излишней популярности или излишней самостоятельности, но официально — из-за его «нетрадиционной» (будем, извините за выражение, «толерантны» и не станем называть вещи своими именами) «сексуальной ориентации» фюрер распорядился «устранить» Эрнста Рёма, как человека, позорящего «высшую расу». (Ну никакой свободы личности у этой самой «высшей расы»!) А потому в знаменитую «ночь длинных ножей», 30 июня 1934 года, Рём был расстрелян эсэсовцами. Так что и в гитлеровской Германии «вождь» преспокойно убирал ближайших своих сподвижников, старых товарищей по партии.
К тому же отметим, что «день 30 июня 1934 года оставил глубокий след в истории Третьего рейха. Развязанный гитлеровцами террор ускорил становление единоличной власти Гитлера, основал ось Геринг — Гиммлер, которая до самого начала Второй мировой войны определяла положение в партийной иерархии, и доказал, что СС готовы безоговорочно выполнять любые приказы Адольфа Гитлера»
[238].
В общем, поступив в ряды охранных отрядов — СС, разумный Вальтер Шелленберг сделал правильный вывод, а потому дальше всё получилось именно так, как в том, выше процитированном нами, стишке Маршака:
Похвалил учитель Фрица:
— Этот парень пригодится.
Из такого молодца
Можно сделать подлеца!
Рада мама, счастлив папа:
Фрица приняли в гестапо.
Ну да, действительно приняли. Вальтер (да простится нам подобная фамильярность!) сам о том рассказывает:
«Однажды мне приказали явиться к начальнику 4 управления оберфюреру СС Мюллеру, бывшему фактическим шефом гестапо.
Мюллер был сух и лаконичен. Это был человек низкого роста, плотный, с квадратным черепом крестьянина и выступающим вперёд лбом, с узкими, плотно сжатыми губами и проницательными карими глазами, прикрытыми нервно подёргивающимися веками. Кисти рук — широкие и массивные, пальцы — квадратные, словно спичечные коробки.
Этому человеку, начавшему карьеру рядовым сыщиком в Мюнхене, суждено было сыграть очень важную роль в моей жизни. Хотя он и проложил себе дорогу к вершине власти, он никак не мог забыть своего происхождения. Однажды он сказал мне с присущим ему грубым баварским акцентом: “Всех этих интеллигентов нужно загнать в угольную шахту и взорвать!” Общение с ним было практически невозможным, поскольку любой разговор с его стороны сводился почти исключительно к скупо сформулированным вопросам и больше походил на допрос»
[239].
Столь развёрнутую характеристику «папаши Мюллера» (так с лёгкой руки Юлиана Семёнова, автора романа «Семнадцать мгновений весны», у нас в стране сегодня именуют шефа гестапо группенфюрера СС Генриха Мюллера, таинственно и безвозвратно исчезнувшего из бункера фюрера в мае 1945 года) мы даём не случайно. К Мюллеру и его «конторе» мы будем не раз обращаться на протяжении нашего повествования, ибо, несмотря на привычно-романтический штамп «поединки разведок», поединок обычно происходит между разведкой и контрразведкой враждующих (или соперничающих) государств, а разведки между собою обычно соперничают — и то если работают на территории каких-то «третьих» стран. Так что «бойцам невидимого фронта», которыми руководил Павел Фитин, противостояли люди Генриха Мюллера, а отнюдь не их «коллеги» из того ведомства, что вскоре примет Вальтер Шелленберг.
