Чего хотели восставшие? На уровне лозунгов это можно узнать из той же сводки штаба Приуральского военного округа:
«Воззвание: “Товарищи красноармейцы, обращаюсь к Вам со следующим. Вам напевают, что это белая банда и офицерство, но я, товарищи, могу лишь сказать про всё вышесказанное, что это, товарищи, не что иное, как Ваши отцы и братья с мозолистыми руками, и идут [они] не против советской власти, а только против коммунизма. И потому, товарищи, ещё раз обращаюсь к Вам: добровольно переходите на сторону мозолистых рук крестьян и рабочих”. Лозунги: с нами Бог; да здравствует свободный труд, долой коммунистическое рабство; да здравствует рабоче-крестьянская власть советов, а долой коммунизм»
[43].
Ну а реально... реально крестьяне хотели всего лишь того, чтобы новая власть выполнила данные им ею обязательства. Но власти нужен был хлеб, а взять его можно было только у крестьян, которые хлеб задарма отдавать не желали — тем более что подчистую забирали все запасы, не оставляя ни самим им на питание, ни на семена... Признаем, большевики руководствовались марксистским положением об «идиотизме деревенской жизни» и зачастую относились к крестьянству соответствующим скотским образом. Но, на свою беду, и руководители повстанческого движения не могли предложить трудящемуся крестьянству ясной альтернативы, чтобы решительно повернуть на свою сторону всё население, — а в результате сосед зверски убивал соседа, брат без всякой жалости шёл на брата. Люди, никогда ранее не конфликтовавшие между собой, десятилетиями жившие рядом друг с другом, внезапно становились смертельными врагами из-за каких-то смутных идей, в основном принесённых не понято кем и откуда, и весьма туманных ожиданий...
Вот что сообщалось в штаб Приуральского военного округа ещё 17 февраля 1921 года:
«Камышловский боеучасток
[44]. Повстанцы при преследовании нашими частями разбегаются, вооружение ломают, частью закапывают в снег, бросают лошадей и упряжь. Наблюдается недоверие повстанцев к своим руководителям. Были случаи, когда повстанцы кричали руководителям: “Что вы наделали, нам будет беда!” Население сознает свои ошибки, женщины плачут. Отряд повстанцев силой около 1000 человек конных при незначительном вооружении находится у села Шатровское (60 вёрст юго-восточнее станции Юшала). В некоторых районах Камышловского боеучастка повстанцы вывозят из сельхозкоммун имущество. Ими же расхищено из ссыппунктов более 1000 пудов пшеницы. Руководителем боевыми операциями повстанцев Вагановым был отдан приказ о развозе из ссыппунктов хлеба. Но население приказа не выполнило, мотивируя тем, что если весь хлеб будет вывезен, то для посева ничего не останется. <...>
Установлены случаи недоверия повстанцев к их комсоставу, а также при занятии нашими частями деревень замечается перелом настроения у населения в сторону Советской власти»
[45].
Красноармейцы пришли в Ожогино месяца через два — и это решило судьбу Павла Фитина, его отца и других уцелевших коммунаров. Между тем бои в различных районах Западной Сибири продолжались до конца 1922 года, хотя патронов и снарядов Красная армия не жалела, и жестокости, очевидно, со стороны властей было не меньше, нежели со стороны мятежников. А ведь ещё в марте 1921 года грабительская продразвёрстка была заменена продналогом, а от политики «военного коммунизма» большевики перешли к НЭПу.
Понятно, что эти два месяца, проведённые в застенке в ожидании казни, врезались в память Павла Фитина на всю его жизнь. К тому же, он чётко и до конца определил, на чьей стороне он находится. Советская власть создавала — и создала великую державу; что могли создать её противники, было неясно...
Лозунг великого писателя Максима Горького «Если враг не сдаётся — его уничтожают» взяла на вооружение и успешно претворяла в жизнь как та сторона, так и другая...
* * *
В 1922 году Павел вступил в комсомол и, судя по автобиографии, активно включился в общественную работу:
«В 1922 году был пионер-вожатым
[46]. С 1923 по 1926 г. член бюро комсомольской ячейки в школе. С 1926 по 1927 год член бюро ячейки ВЛКСМ и пионер-вожатый на селе. В 1926 году был избран в члены Сельсовета, являясь членом президиума. С 1927 г. по 1928 г. член бюро РКВЛКСМ
[47] и член Тюменского окружкома комсомола»
[48].
Казалось бы, всё ясно. Уточнение сказанному можно найти и в «Аттестационном листе», составленном в Железнодорожном военкомате Москвы 10 октября 1938 года, на присвоение Павлу Михайловичу Фитину воинского (на официальном бланке типографским способом написано «военного») звания «младший лейтенант запаса». В графе «Образование», в рубрике «Гражданское» первым идёт запись «Начальная школа с. Ожогино в 1919 г.»; далее указано: «Школа II ступени г. Тюмень в 1926 г.». Межу тем осенью 2014 года на старинном здании школы в городе Ялуторовске была открыта мемориальная доска с портретом нашего героя и надписью: «В этом здании в 1922—1926 гг. учился и получил среднее образование Павел Михайлович Фитин, генерал-лейтенант, выдающийся организатор внешней разведки СССР в 1939—1946 гг.».
Так где же он всё-таки учился? Где и почему допущена ошибка? Почему вместо уездного города — Ялуторовска — названа Тюмень — центр Тюменского округа в составе Уральской области? Загадки эти возникают фактически на пустом месте, но разгадать их девяносто лет спустя вряд ли представляется возможным...
Ладно, будем считать, что на месте виднее и уральцы в своих проблемах разберутся сами.
Далее, как нам известно, в мае 1927 года Павел был взят на работу в Шатровский райком комсомола: в комсомольские и партийные органы не приходили работать сами, но активистов туда либо «брали», либо «выдвигали». Там до июня 1928 года он и трудился в качестве председателя «бюро Юных Пионеров», а также заместителя секретаря райкома. Что ж, «на раннем этапе своего развития» пионерская и комсомольская организации — пока их не «забюрократизировали» к концу 1970-х годов — были великой силой и очень много сделали для воспитания подрастающего поколения советских граждан. Изначально этими организациями руководили настоящие комиссары, воистину «горевшие на работе» и увлекавшие, «зажигавшие» своим примером ребят. Потом, постепенно, на смену им пришли «комсомольские чиновники» и «чиновницы», считавшие свою работу всего лишь «ступенькой» для прохождения в руководящие советские и партийные органы.
Без сомнений, Павел Фитин был из тех самых «комиссаров», кто вёл за собой. Известен случай, когда каких-то двух ребят-комсомольцев, направленных на учёбу в Тюмень по рекомендации Шатровского райкома, в вуз не приняли. Узнав об этом, Павел мгновенно собрался и сам отправился в окружной центр — за две сотни вёрст; это сейчас просто — сел на электричку, междугородний автобус или собственный автомобиль и за три часа доехал, — а тогда это было целое путешествие, требующее немалых трудов, сил и времени. Приехал, добрался до руководства вуза и убедил учёных мужей в том, что этих двух комсомольцев обязательно надо принять... Очевидно, было в этом невысоком, коренастом, светловолосом и светлоглазом пареньке, приехавшем из далёкой деревни, нечто такое убедительное, что руководители института пошли навстречу. И вообще, насколько нам известно, Фитин умел разговаривать с людьми и убеждать, ему верили.
