Так, например:
1) За 1944 год нами было передано 117 наименований работ, из которых на 86 работ до сих пор не получено никакого заключения, несмотря на неоднократные запросы с нашей стороны.
Существующая система передачи наших материалов в Лабораторию № 2 через НКХП
[370] не обеспечивает надлежащего контроля за их использованием, так как эта лаборатория не входит в систему НКХП.
2) По имеющимся у нас данным, вопросы конспирирования ведущихся работ Лаборатории № 2 находятся не в надлежащим состоянии. Многие сотрудники Академии Наук, не имеющие прямого отношения к этой лаборатории, осведомлены о характере её работ и личном составе работающих в ней
[371].
Полученные нами данные говорят о большом значении, которое придаётся проблеме урана в капиталистических странах, о привлечении к ней первоклассных кадров научных работников, затрате больших средств, большом внимании, которое уделяется вопросам конспирации, организационным вопросам и т. п. В этих странах руководство этими работами поручено видным государственным и военным деятелям.
Актуальность проблем, с одной стороны, и значительное отставание в работах наших научно-исследовательских организаций от работ, ведущихся в капиталистических странах, диктует необходимость принятия решительных мер к реорганизации дела по разработке проблемы урана в нашей стране, в связи с чем считаю целесообразным поставить перед Вами следующие вопросы:
1) Ходатайствовать о создании специального органа (по типу Совета по Радиолокации при ГКО СССР) для руководства всем делом по разработке и решению проблемы урана.
2) В целях обеспечения строжайшей конспирации вокруг всех работ по проблеме урана добиться перенесения центра работ из Москвы в какой-либо изолированный район страны»
[372].
Вот так... Из этого документа можно понять, насколько Павел Фитин болел душой за порученное ему дело. Какова была задача его службы? Добыть необходимую информацию и довести её до сведения руководства страны. Делалось ли это по линии «Энормоз»? Делалось, и очень даже хорошо! Казалось бы, что ещё нужно? Но нет, Павел Михайлович не умел работать по «петушиному» принципу: «прокукарекал — а там хоть и не рассветай». Вот и получалось, что НКГБ контролировал советских учёных. И кто скажет, что зря?
Даже Вячеслав Михайлович Молотов, про не слишком тёплое отношение к разведке которого мы уже знаем, где-то в середине 1950-х годов, выступая перед сотрудниками разведки, «заявил в узком кругу, что своей работой по раскрытию атомных секретов внешняя разведка окупила не только всё своё прошлое, но и будущее»
[373].
...А фитинское предложение о «перенесении центра работ из Москвы» было принято, и на карте нашей Родины вскоре появятся города «Арзамас-16», «Свердловск-44», «Челябинск-70» и другие. Точнее, на карте-то их как раз и не было, а на самом деле они существовали — и так получилось, что впоследствии жизнь Павла Фитина оказалась связана с некоторыми из них. Он вспоминал:
«Мне часто приходилось встречаться с Игорем Васильевичем Курчатовым, который выражал большую признательность за получаемые от нашей разведки материалы по вопросам атомной энергии. В послевоенные годы мне на протяжении почти пяти лет пришлось заниматься вопросами, связанными со специальным производством и пуском урановых заводов, и в этой связи вновь неоднократно встречаться с Игорем Васильевичем, талантливым учёным и замечательным человеком. В беседах он вновь подчёркивал, какую неоценимую услугу в решении атомной проблемы в СССР сыграли материалы, добытые советской разведкой»
[374].
Глава ХIII
ХУЖЕ, ЧЕМ СОЮЗНИКИ...
Мы помним высказывание британского премьера сэра Уинстона Черчилля о том, что «хуже союзников может быть только их отсутствие».
Буквально с первых часов нападения фашистской Германии на Советский Союз две из четырёх великих мировых капиталистических держав (третья, Франция, была оккупирована, а четвёртой была сама Германия) — Великобритания и Соединённые Штаты Америки — заявили о своей безоговорочной поддержке СССР в его справедливой борьбе.
«...Опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединённым Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара»
[375], — торжественно заявил по радио 22 июня 1941 года британский премьер-министр.
«...По мнению правительства Соединённых Штатов, любая оборона против гитлеризма, любое сплочение сил против гитлеризма, независимо от их происхождения, ускорят конец лидеров нынешней Германии и поэтому выгодны для нашей собственной обороны и безопасности. Гитлеровские армии являют сегодня наибольшую опасность для американцев»
[376], — на следующий день, 23 июня, декларировал заместитель Госсекретаря США Самнер Уэллес.
Тогда же, 23 июня, центральные комитеты компартий Великобритании и США (из «Политического словаря» 1940 года можно узнать, что на Британских островах было порядка двадцати двух тысяч коммунистов, в Штатах — около девяноста тысяч, причём, как констатирует данное издание, «среди них около трети составляют негры»
[377], но хорошо это или плохо, не объясняет) обратились к народам своих стран с призывом оказать поддержку и всестороннюю помощь Советскому Союзу в борьбе с фашизмом. 24 июня о готовности американского правительства предоставить помощь СССР заявил президент Соединённых Штатов Франклин Делано Рузвельт; ЦК компартии Германии выступил с воззванием, осуждавшим нападение немецко-фашистских войск на Советский Союз; лидер движения «Свободная Франция» генерал Шарль де Голль высказался в поддержку советского народа в его борьбе против фашизма, а политбюро Болгарской компартии приняло решение о развёртывании вооружённой антифашистской национально-освободительной борьбы...
12 июля было подписано соглашение между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии. По этому поводу Правительство Его Величества в Соединённом Королевстве и Правительство Союза ССР, в частности, декларировали:
