Во-первых, к общему княжескому съезду. Наследника сразу же с гордостью показали не только матери и отцу, но и всем русским князьям. И они запомнили его имя.
Во-вторых, дата 26 ноября оказалась непростой, ребёнок впервые подал свой глас на этом свете в день рождения своей матери, великой княгини Евдокии (она, как мы помним, предположительно родилась также 26 ноября).
В-третьих, нарекли его именем Георгий (по дню рождения), а потому он всегда будет символически связан со своим тезоименитым небесным покровителем святым великомучеником Георгием Победоносцем (князь Юрий не будет знать ни одного поражения в битвах), ставшим позднее символом Москвы. Для некоторого «позитивного» восприятия его как личности со стороны современников такое имя было очень важным символом.
И, наконец, в-четвёртых, сын Евдокии был крещён самим преподобным Сергием Радонежским.
Что ещё можно добавить к такому перечислению фактов и имён, да и такому стечению обстоятельств?! Подобного рождения и крещения Русь, наверное, и не видывала. Мальчик казался и в самом деле — драгоценным и богоугодным.
Будущей надеждой великокняжеской семьи и Московского престола!
Почему и для чего великий князь Дмитрий Иванович и его жена Евдокия Дмитриевна выбрали крестным отцом своему любимому сыну Юрию игумена из недалёкого от Переяславля монастыря? Ведь к тому времени сам великий князь ещё, видимо, не был столь близок к преподобному Сергию, да и не знал его уж слишком хорошо. Можно лишь предположить, что рекомендации для этого он получил не только от митрополита Алексия, но и, возможно, от будущего митрополита Киприана, который уже незаметно покровительствовал Сергию. Не говоря уже о духовнике князя и княгини, родственнике Сергия — Феодоре из Симонова монастыря на востоке от Москвы.
Жизненный путь основателя Троицкой обители неподалёку от города Радонежа к тому времени был мало кому известен, хотя слава о духовных подвигах его уже разнеслась по Московской земле.
Епифаний Премудрый в Житии преподобного Сергия Радонежского (XV век) писал: «Отрок внезапно постиг всю грамоту и чудесным образом изменился: какую бы книгу он ни раскрыл — он хорошо читал и понимал её. Этот благодатный отрок, от самых пелёнок познавший и возлюбивший Бога и Богом спасённый, был достоин духовных дарований».
Да, начиналось всё так. Некоторое время назад отрок Варфоломей (будущий Сергий Радонежский) решил оставить родительский дом и найти себе пустынное место для проживания. Вместе с братом Стефаном он построил первоначально из дерева всего лишь маленький домик, именуемый кельей, с таким же миниатюрным храмом неподалёку — во имя Троицы, «чтобы постоянным взиранием на него побеждать страх перед ненавистной раздельностью мира». Вокруг стоял вековой лес. Так основывались обычно монастыри на Руси. Варфоломей ещё даже не был монахом, он принял постриг позднее от игумена Митрофана и только тогда получил имя Сергий (это произошло в день памяти мучеников Сергия и Вакха).
Тогда будущему настоятелю большой обители было 23 года. Прошли один за другим 1330-е, 1340-е. Брат оставил его, уехав в Москву. Он станет затем духовником князя Дмитрия Донского и его жены, княгини Евдокии.
Можно представить себе, сколь непроста и даже опасна была жизнь в одиночестве, в лесу, в окружении диких зверей, в годы, когда битвы, моры и пожары просто сметали большую часть окружающего населения. Выживание становилось настоящей наукой, в том числе и духовной.
Однако в жизни всё так и происходит. Если слух пошёл — то его уже никак не остановишь. Окрестные жители прознали о поселившемся в лесу подвижнике. Сюда стали изредка приходить люди, знакомиться, разговаривать. Некоторые решили селиться неподалёку. Стали строить такие же кельи из дерева. Так поселение разрасталось.
В итоге получился новый монастырь, в котором братия уговорила Сергия принять настоятельство над ними. Он был рукоположен в священники, и епископ Афанасий из Переяславля назначил его игуменом. То были уже 1353—1354 годы.
В монастыре Сергия было принято решение, что иноков будет только двенадцать (видимо, по числу апостолов, хотя теперь предполагают даже некое ирландское влияние, где в обителях определялось наличие только такого количества монахов). И включить в число братии кого-то нового можно было только при условии, что их станет меньше двенадцати по той или иной причине.
Первое время жизнь монастыря была устроена по очень строгому уставу. Сергий постановил, что получать всё необходимое для существования монахи могли только в результате собственного труда (в первую очередь — физического). Не возбранялось также приятие добровольно принесённых кем-то даяний. Однако прошение милостыни в любой форме пресекалось на корню.
Постепенно Сергий стал принимать в монастырь всех желающих, правда, только после определённых испытаний. Среди таких новых обитателей могли оказаться и малоизвестные люди, но также и состоятельные вельможи, включая бояр, воевод и даже князей.
Слава и почитание Сергия росли. Однако в это время он предпринял свою знаменитую реформу монастырской жизни, которая чуть не повлекла для него потерю игуменства в основанной им обители.
К этому времени слух о подвижнике Сергии дошёл до Константинополя. Патриарх Филофей, активный сторонник распространения «общежительного» устава в жизни православных монастырей, как мы уже говорили, предложил игумену Троицы ввести новый порядок у себя в обители. Для подтверждения своего участия и внимания к преподобному патриарх прислал ему крест с мощами, а также письмо-грамоту, в котором благословил его на введение новшества. «Совет добрый даю вам, — так писал первосвятитель Вселенской церкви Сергию, — чтобы вы устроили общежительство». Неожиданно было и то, что патриарх не отправил такой же совет в уже известные и давно существующие монастыри на Руси. Он обратил внимание на нового игумена и его братию, предполагая, что они смогут стать проводниками нового византийского влияния на Москву. И, как мы увидим далее, патриарх не ошибся.
Что значило введение общежития для тех, кто, собственно, жил в монастыре? Формула была проста: «Ничто же особь стяжевати кому, ни своим что звати, но вся обща имети». По сути — происходила полная перемена в жизни каждого инока. Если до этого он имел какое-то собственное личное имущество (пусть даже и минимальное), какое-то собственное жильё (те самые домики-келейки вокруг деревянного храма Троицы), то теперь он должен был отказаться от всего. Имущество монастыря и каждого в отдельности становилось общим, как и становились общими — трапеза, ведение хозяйства и многое другое.
Митрополит Алексий, как мы уже знаем, предполагал передать Московскую кафедру Сергию, не видя иного преемника на важнейшем для того времени посту. Известно, что Троицкий игумен отказался и от перемены чёрных монашеских одеяний на богато украшенные митрополичьи, и от подаренного ему Алексием золотого креста, объявив: «Я от юности не носил золота, а в старости тем более подобает мне пребывать в нищете».
В наступившем к тому времени 1374 году произошла очередная важнейшая для преподобного Сергия и князя Дмитрия Донского с женой Евдокией встреча на съезде в Переяславле. Можно быть уверенным в том, что участие Троицкого игумена и позднее митрополита Алексия не ограничивалось только церковными проблемами (в первую очередь — вопросом преемственности в митрополии), а также крещением младенца Юрия. Конечно, они участвовали в главных переговорах по стратегическим вопросам единения русских княжеств перед лицом новых угроз, в частности возможного карательного похода на Русь темника Мамая после убийства его посольства в Нижнем Новгороде — городе отца Евдокии.
