Народ признал в Евдокии святую, канонизирована она была вместе со своим мужем Дмитрием Донским.
Незадолго до своей кончины Дмитрий Иванович Донской продиктовал духовную грамоту, где определил — что, кому и сколько достанется из сыновей. Однажды он уже делал подобное, составив духовную перед событиями 1375 года и походом на Тверь, когда впервые русские подняли меч против Орды. Последствий не предполагал никто, а потому нужно было позаботиться о том, кому и как перейдёт великое княжение. Двое сыновей его были ещё в малолетстве, однако главные отчины Дмитрий Иванович уже тогда отдавал старшему — четырёхлетнему Василию.
Новый текст завещания, составленный уже после апреля 1389 года в присутствии «игумена Сергия», был более подробен и детализирован. Старший сын Василий получал «отчину великое княжение». Неожиданно для многих такой фразой Дмитрий впервые за время ордынского ига самостоятельно провозгласил передачу великокняжеской власти, добавив к этому и ещё более серьёзные определения: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду». Вот так князь начал традицию постепенного отвержения монополии Золотой Орды на определение власти и дани на Руси. Василию также отходила Коломна с волостями и половиной городских пошлин. «А дети мои, молодшая братья княжи Васильевы, — особо выделил князь Дмитрий, — чтите и слушайте своего брата старишего в моё место своего отця. А сын мой, князь Василий, держит своего брата, князя Юрья, и свою братью молодшюю в братьстве, без обиды».
Князя Юрия в своём завещании Дмитрий Донской выделил не случайно. Тот явно подавал большие надежды на великое княжение — и образованием (что известно по источникам), и стремлением к воинскому поприщу, и необычным врождённым чувством справедливости, умением ещё с детства улаживать отношения в семье. В отличие от старшего Василия, который был наделён чертами слабохарактерного и весьма тщеславного человека. И если другие сыновья получили свою долю: Андрей — Можайск и Белоозеро, Пётр — Дмитров и Углич, Иван — «не от мира сего» — несколько волостей, а народившийся Константин потом от братьев получит в дар Углич, то причитавшееся Юрию будет оговорено с отдельными подробностями.
Текст грамоты гласил: «А се даю сыну своему, князю Юрью, Звенигород со всеми волостми, и с тамгою, и с мыты, и с бортью, и с сёлы, и со всеми пошлинами. А волости Звенигородские: Скирменово с Белми, Тростна, Негуча, Сурожык, Замошъская слобода, Юрьева слобода, Руза городок, Ростовци, Кремична, Фоминьское, Угож, Суходол с Ыстею, с Истервою, Вышегород, Плеснь, Дмитриева слободка. А из Московских сёл даю сыну своему, князю Юрью: село Михалевское, да Домантовское, да луг Ходыньский. А из Юрьевских сёл ему: прикупа моего село Кузмыдемъяньское, да Красного села починок за Везкою придал есм к Кузмыдемъяньскому, да село Богородицьское в Ростове... А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с сёлы, и со всеми пошлинами, и с теми сёлы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовское».
Под Галичем подразумевался Галич Мерьский, что был неподалёку от Костромы. Эти северо-восточные земли уже давно принадлежали Москве. Они были ценны тем, что здесь добывали соль, которая стоила немалых денег в те времена. Край, где проживал старинный народ «мери», исправно платил дань Руси. Одним из известных городов той окраины Руси был также сохранивший в названии «солёный» корень град Солигалич. Однако даже в поздние времена часто путали, например, Звенигород Галицкий (имеющий отношение к Галицко-Волынскому княжеству) и уделы Юрия Дмитриевича — Звенигород и Галич.
Свою супругу князь Дмитрий в завещании также не обделил. Он отдал своей вдове Евдокии Дмитриевне частично разные владения из наследования каждого из сыновей. Но главное, она оставалась старшей в вопросах разрешения различных внутрисемейных споров. Это немаловажное заключение-заповедь в духовной грамоте подсказывает, что вопрос о престолонаследии возник как важный уже тогда. И лишь буквально через десяток с небольшим лет он станет камнем преткновения в отношениях между старшими сыновьями Дмитрия.
Например, было отмечено: «А по грехом, которого сына моего Бог отъимет, и княгини моя поделит того уделом сынов моих. Которому что даст, то тому и есть, а дети мои из её воли не вымутся». Это было не главное. Важным стал вопрос о перемене власти: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини. А вы, дети мои, слушайте своее матери, что кому даст, то тому и есть».
Два важнейших утверждения, таким образом, находим мы в грамоте. Первое — князь Дмитрий подтверждает престолонаследие (ещё со времён Ярослава Мудрого) от старшего брата к следующему. Второе — вдова великого князя Евдокия становилась судьёй в возможных разногласиях и спорах.
Заключительные слова Дмитрия Донского — «А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нём милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий» — по сути являются его предсмертным приговором тому, кто начнёт не только менять суть завещания, но и положит основание известной междоусобице и братоубийству. Речь идёт о длительной распре между князьями Московского дома, которая по-настоящему началась через несколько десятилетий после кончины Дмитрия Донского и войдёт в историю как период, названный «феодальными войнами». А как мы знаем, начал эту распрю именно старший брат Василий, нарушив строки завещания, хотя поздняя история утверждала, будто во всём будет виноват князь Юрий. Впрочем, о том, как летописи стремились возвысить потомков Василия и его самого, а заодно — умалить и предать забвению дела и помыслы Юрия, мы узнаем позднее.
Не случайно в одной из фраз завещания князя Дмитрия его сын Юрий выделен после Василия как бы отдельно, особо: «А сын мой, князь Василий, держит своего брата, князя Юрья, и свою братью молодшюю в братьстве, без обиды».
Известно, что в год кончины Дмитрия Донского ни один из его сыновей ещё не был женат и не имел потомства. Вот почему было так важно детально расписать порядок передачи власти. Многие дети князя умирали в разном возрасте. Кто на самом деле выживет и сможет управлять таким большим и неустойчивым государством, как Московская Русь — вряд ли кто-нибудь взялся бы тогда прогнозировать.
А в истории вышло так... как вышло. Была Русь Московская, была и Звенигородская. Одна возвысилась за счёт другой, а потом соперницу же и постаралась немного потеснить на страницах исторических летописей.
Итак, власть и великое княжение Дмитрия Донского принял по завещанию старший его сын Василий, позднее именовавшийся Василием Первым. Надо сказать, что в свои 16 лет он уже был достаточно напуган жизнью, причём в буквальном смысле. Ему пришлось пережить ордынский плен, где он провёл несколько лет как заложник в возможном ожидании смерти. Ещё двенадцатилетним он отправился по наказу отца в Орду с посольством, где был схвачен и оставлен до выплаты Москвой долга. Ханские казначеи посчитали долг в 8 тысяч рублей — сумму огромную для того времени. Денег у Дмитрия Ивановича таких не было, и пришлось временно оставить сына-наследника в Орде.
Между прочим, великий князь не так уж и волновался, ведь в Переяславле супруга принесла ему другого сына — Юрия, а за год до того — Андрея. А это значило, что наследник у Дмитрия Донского в любом случае есть. Не эти ли обстоятельства останутся в памяти Василия навсегда, и не потому ли он потом так ревностно будет относиться ко всему, что делал его брат Юрий? Ведь пока он страдал в плену, кто-то мог строить планы на будущее и без него.
