И наконец,
дорогой читатель, перед тобой книга о великом старце Российской земли. Если труд сей поможет по прочтении хотя бы крохой в осмыслении кем-то личного бытия, то автор будет считать свою задачу выполненной. Задачу, которую можно было бы назвать возвышенным словом «миссия», но пишущий данные строки на это вовсе не претендует. Достаточно будет того, что авторское и читательское внутреннее взаимопонимание вдруг подобием искры промелькнёт в сознании хотя бы на мгновение. Одно только это событие уже станет отрадным, и означит главное — благая память о старце Савве продолжает распространяться. За что автор заведомо благодарит уже много раз цитированными, но навсегда остающимися чудесными словами великого поэта:
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать...
Глава первая
КОНЕЦ — НАЧАЛУ ВЕНЕЦ
У меня составились свитки...
о жизни старца... но не по порядку —
начало в конце, а конец в начале.
Епифаний Премудрый.
Предисловие к Житию Сергия Радонежского
Засвидетельствовано в истории: поутру 3 декабря (16.12) 1407 года
[1] в окружении сподвижников скончался старец Савва, игумен Богородице-Рождественского Звенигородского монастыря. Почил он мирно, и, как отмечено было, «братия же собравшаяся на погребение отца своего и видя его, преставившимся... многие слёзы проливала и стонами горькими терзалась, ибо отлучилась от кормника и учителя»...
Именно с этого события, с этой даты мы и начнём данное повествование. Кто-то может спросить: почему жизнеописание открывается не с рождения, а с преставления того, о ком рассказывается? Не только потому, что мы почти ничего не знаем о первых годах его жизни. А ещё и в связи с тем, что порой именно кончина становится рубежом, после которого вступают в силу законы духовного предания и исторической правды, и память о выдающемся человеке начинает не просто жить, а неожиданно приоткрывает передающиеся от поколения к поколению важные истины и откровения.
У предсмертного одра
Весь я не умру...
А. С. Пушкин
Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времён: «И всеми добродетелями просветился, конец здешних трудов принял, честную же и блаженную душу свою предав в руки Господа...»
Однажды меня поразила этимология очень древнего слова «конец». В его основе находится важнейший для славянского мира корень — «кон». Одним из самых определяющих слов с этим корнем является слово «закон». А ещё в важные минуты говорят такую фразу — «на кон поставлено всё», или в подтверждение чего-то произносят — «конечно». Смысл старинного корня играет немалую роль в понимании мировоззрения человека Древней Руси. «Кон» — это буквально «род», «начало всех начал», «порядок», «обычай», нечто священное и неприкосновенное, то, что определяет и отмеряет всё остальное и в языке, и в образе жизни.
Когда мы произносим слово «исконный» (а здесь опять встречается корень «кон»), то подразумеваем «изначальный». Например, исконные земли — это те, которые издавна, изначально кому-то принадлежали или были чьей-то родиной. То есть были... испокон веков (и опять — корень «кон»!).
Вот почему, произнося «конец», мы, сами того не подозревая, имеем в виду «начало». В древнерусском языке заложена такая вот оптимистическая программа: «неостановимость» бытия. Потому и человек, который «скончался», в сознании понимающего смысл слова человека вовсе не умер в буквальном смысле, а «начался» снова. Бессмертие предощущается на понятийном уровне. Смерти в языковом отображении нет. Кончина — лишь только переход в нечто другое, новое, ещё не свершившееся.
А раз так, то и наше повествование, будто бы повёрнутое с ног на голову, то есть начавшееся с конца, на самом деле и будет происходить с самого что ни на есть начала.
Вышеупомянутое событие — кончина старца — произошло в небольшом отдалении от столицы Московского княжества, в монастыре у берегов Москвы-реки. Оно могло бы остаться незамеченным для большинства современников, да и для потомков. Ну в самом деле, что с того, что скончался некий пусть даже и весьма уважаемый человек. Если посмотреть на всеобщую историю этого времени свысока, виртуально «приподнявшись» над простыми бытовыми фактами, то в нём можно заметить гораздо более серьёзные обстоятельства и происшествия, которые могли бы привлечь достойное внимание пытливого исследователя или любителя истории.
, В самом деле, 1407 год от Рождества Христова и несколько ему предшествующих были весьма заметными в ряду окружающего их потока времени. И какие люди, какие имена «украшали» эпоху только своим участием в этих событиях! Двух лет не прошло, как неожиданно скончался самый страшный и известный современникам человек, имя которого наводило ужас на любого жителя почти половины планеты — Тимур, иначе называемый Тамерлан. «Великий хромой» завоевал большую часть мира, заставил преклонить колени Золотую Орду, потрепал европейцев, подавил азиатов, чуть не покорил Русь, и уже отправился окончательно подчинять себе Китай, когда вдруг внезапно смертельно заболел и умер.
В это же самое время в Риме взошёл на престол новый папа — Григорий XII, правивший затем Ватиканом почти десятилетие. В Англии приняли знаменитый «Статут о сожжении еретиков», а некая тамошняя компания «купцов-авантюристов» впервые получила королевскую хартию для купли-продажи шерсти и сукна по всей Европе, что открывало новую страницу в истории мировой торговли.
Флоренция захватила наконец логово своего старого врага — город Пизу. В Германии открылся Вюрцбургский университет — гнездо образования в средневековом мире. Великий китайский флотоводец Чжэн Хэ заставил платить дань своему императору всё побережье океана — от Индокитая до Африки. В Париже произошло убийство Людовика Орлеанского, знаменовавшее ещё более кровавые повороты в охватившей страну гражданской войне.
Золотая Орда была ослаблена смутой, престол в течение одного года переходил от хана к хану, сначала — к Пулату, затем к Джеляль-эддину, и вновь — к Пулату. Великий князь Литовский Витовт угрожает Москве, подбирается к столице Руси вплотную, присоединив к своим владениям княжества Смоленское и Вяземское.
В 1407 году впервые в русской истории появляется летописное упоминание о Сибири и Сибирских землях — так всё более обширным становился в то время кругозор жителей государства. Прошло чуть больше года, как иконописцы Феофан Грек, Андрей Рублёв и Прохор с Городца расписали Благовещенский собор Московского Кремля, и вслед за этим Рублёв с Даниилом Чёрным начали роспись Успенского собора во Владимире.
