Почему же мы решили заговорить здесь о Руси Звенигородской конца XIV — начала XV века? Ведь Звенигород с окрестностями не был тогда крупным княжеством, а всего лишь удельным, подчинённым той же Москве. Или у нас есть на это какие-то основания?
Оснований не много, но предположения есть.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день» — выражение известное и старинное, пришедшее к нам из глубины русского Средневековья. Осенью, перед самой зимой, зависимые крестьяне (то есть — обычные «христиане») имели право, если не имели долгов, уйти к другому хозяину. Святой Георгий считался покровителем земледельцев. Так жизнь устраивалась и продолжалась.
Отменил традицию Иван Грозный. Потому и скептическое выражение появилось после его времён, включая словечко «объегорить» (от имени Егор — Юрий).
То, что третий сын Дмитрия Донского родился в осенний Юрьев день, также несколько символично. Всё, что он сделал в своей жизни или сумел завоевать, запланировать, построить, привести в порядок и одухотворить — было позднее «затёрто» его соперниками, умалено врагами, оклеветано завистниками.
Но он сделал настолько много, что осталось с лихвой, чтобы мы могли по достоинству это оценить.
Это ведь князь Юрий Звенигородский впервые ввёл в «массовый денежный» оборот изображение Георгия Победоносца. Причём не где-нибудь, а как мы уже говорили — на монетах. Это были его собственные монеты. Не всякий бы отважился при живом-то великом князе штамповать отдельно свои деньги. Но Юрий решился. Добротные и полновесные, они разошлись по Руси. Металла было достаточно, князь только что вернулся с войском из Волжской Булгарии. Хоть и поделился добром со старшим братом, но и себе оставил немало.
Другие князья могли позволить себе такие походы или действия, но с большим трудом. А он делал всё быстро и с лёгкостью.
Георгий, побивающий змия, был в некотором роде автопортретом князя. Это как будто он на коне поражал Булгарского Змия (который буквально развевался на знамёнах волжских полков). Монеты мгновенно разошлись и вошли в употребление. Русь жаждала торговли, больших оборотов товаров, развития. Приток капитала только этому способствовал.
Что же сделал тогда его старший брат Василий, великий князь Владимирский и Московский? Он тоже выпустил свои монеты, а позднее — с тем же изображением Георгия Победоносца. Ведь официально именно он — Василий — был летописями потом признан «покорителем Булгар» (хотя там не был и в помине). Как же так! Он покоритель, а на монетах — тезоименитый святой покровитель Юрия! Стереть его с денег уже было нельзя, уничтожить монеты — также было трудно. Оставался единственный и самый беспроигрышный способ — забрать славу Юрия себе, поменяв местами имена в летописях.
Имена то поменяли, но Георгий Победоносец остался. И всё равно, как ни крути монеты, не существовало Василия Победоносца!
А позднее — Георгий на коне, поражающий змия, станет символом и гербом самой Москвы. Той Москвы, в которой не будет места потомству Юрия, князя Звенигородского.
Неисповедимы пути исторические...
Так что же хотел построить в Звенигороде этот человек? Почему он так долго уговаривал своего духовного отца — Савву Сторожевского участвовать в этом деле? Или может быть наоборот — старец Савва наставлял князя и вкладывал свои идеи в будущее благоустройство жизни?
Великокняжеский престол фактически так ему и не достался, несколько месяцев правления Москвой не позволили ему осуществить своих идей. Но он за этот престол всерьёз никогда не воевал и не сражался. Если бы хотел — получил бы его давно и быстро. А потому, ещё в самое первое десятилетие владения своим Звенигородским уделом, то есть в 1390-е годы, решает построить собственное, в некотором роде совершенно самостоятельное и не похожее на другие «царствие».
Отчина Юрию досталась неплохая. Звенигород и Галич, места разные, но весьма удобные и доходные. И это было хорошо, что Звенигород находился не в Москве и одновременно недалеко от неё. Построить что-то новое, сакральное, одухотворённое в большом городе было бы невозможно. А Звенигород становился будто новой площадкой для хороших начинаний и даже, если хотите (да простит меня читатель за столь современное слово) — эксперимента.
Юрий решил построить свою Русь — Русь Звенигородскую. Не просто обустроить доставшийся в наследство удел, а создать вариант собственного большого правления, дабы доказать брату, что не только может управлять государством, но и знает, как это делать, да к тому же имеет собственные взгляды на будущее.
Такую работу осмыслить и осуществить одному было бы немыслимо. Князя считали человеком духовно развитым, но известны высказывания, где о нём говорили, как о начитанном книг духовных, но не «книжнике», имеющем широкие познания. Ему нужен был соратник и советчик. И никого ближе Юрию в эти годы не было, кроме его духовного наставника и отца — инока Саввы.
И они начинают свои благие деяния. Как бы сегодня сказали — в отдельно взятое время в отдельно взятом месте.
Нечто вроде «технопарка» современности. Новая Русь — в особом регионе. Там, где сходились и древние традиции, и можно было начать как будто всё сначала.
Действительно, Звенигородский удел был чем-то новым и для князя Юрия, и для Саввы Сторожевского. Они здесь начинали как бы «с нуля». Один — умудрённый опытом старец, другой — молодой и энергичный наследник престола. В них как бы соединились глубокая духовность и яркая светскость. Один считался выдающимся подвижником-иноком своего времени, а другой — неповторимым политическим и военным деятелем.
Всё сошлось в одном месте и в одной точке — на холмах Сторожи и Городке, монастырском и городском, сакральном и мирском. Два человека — два холма — два мира — два образа жизни. И всё это должно было стать единой системой бытия их современника или будущего человека Руси.
Выделим кратко основные признаки концепции Звенигородской Руси. К ним можно отнести следующие.
Князь Юрий пригласил к себе именно Савву — настоятеля Троицкой обители, одного из первых и лучших учеников и последователей Сергия Радонежского. Кстати, он делал это единственным среди своих братьев в то время (сразу после кончины отца — Дмитрия Донского). Мы почти ничего не знаем о их духовных наставниках в те годы (после кончины Сергия Радонежского). Братья были малолетними, а старшего Василия опекал митрополит Киприан, которого привлекали больше светские проблемы и добрые отношения с Литвой (напомню, что Василий был женат на дочери великого князя Литовского Витовта). Приглашение Саввы в Звенигород, как мы теперь понимаем, не было связано только лишь с «удовлетворением» личных духовных нужд Юрия. Его планы были значительнее.
Князь старается стать независимым от старшего брата. Для этого нужны были средства. И он добывает их с помощью похода своей дружины в Волжскую Булгарию. Быть может, он специально «задержался» там во время погони за князем Семёном. В любом случае, удача булгарской кампании стала основой для осуществления его планов.
Кстати. Митрополит Киприан, между прочим, на Руси звался «болгарином», то есть — приезжим с юга, с Балкан (он и на самом деле был болгарином). Это означало, что его можно было в некотором роде иносказательно причислять к тому самому древнему народу «булгар», с которым, собственно, и воевал князь Юрий Звенигородский в конце XIV века, и на эту битву его как раз и благословлял Савва Сторожевский. Таким образом, данное Саввой благословение князю становится весьма символическим. Хотя в Житии Саввы «враги», с которыми собирался воевать по его благословению Юрий Дмитриевич, не названы конкретно (то есть что это именно булгары), но позднее во всех источниках и публикациях считалось без обиняков — пошёл-де князь с русскими дружинами именно против «булгар», с благословением.
