Здесь, возможно, скрыта ещё одна из причин, почему к Звенигороду было столь напряжённое отношение не только со стороны Москвы светской, но и со стороны сторонников митрополита Киприана. По крайней мере, в начатом его последователями Московском летописании начала XV столетия князю Юрию Дмитриевичу отводятся лишь строки, а преподобному Савве Сторожевскому — почти ничего.
Юрий начинает грандиозное и невиданное по масштабам того времени строительство и переустройство Звенигорода. Причём не просто украшение города и окрестностей, а возведение комплекса каменных зданий и других различных укреплений. Для этого он вместе с Саввой Сторожевским приглашает лучших мастеров своего времени, включая опытных булгар, которых он привёз с Востока. В строительстве используются новые технологии.
Для росписи храмов и создания иконостасов в Звенигород приходит Андрей Рублёв, в котором уже тогда, в начале его славного, как бы сегодня сказали — творческого — пути Савва и Юрий увидели, заметили великий талант.
Именно два этих человека — духовник и его ученик — создали новое направление в раннемосковской архитектуре. Они построили первые храмы этого стиля. При них появились новые иконные лики, такие, как «Спас Звенигородский», а затем (уже после кончины Саввы) — знаменитая «Троица».
В Звенигороде, судя по всему, складывался необычный конгломерат жителей. Смешивалось коренное русское население с многочисленными приезжими из Орды, в первую очередь из Волжской Булгарии. Одновременно звенигородское боярство считалось одним из самых активных, сплочённых и энергичных. Бояре Юрия слыли отличными воинами (напомню, более 30 бояр звенигородских пали в Куликовской битве — больше, чем из других уделов!). Они и в Орду (через Москву) платили дани больше всех! Если при Дмитрии Донском Дмитров отдавал 111 рублей, Можайск — 167, великокняжеская «отчина» Коломна — 242, то Звенигород выкладывал 272 рубля! Это ли не показатель силы и мощи!
История не донесла до нас многих имён этих людей, и мы понимаем — почему. Их более именитые соседи — бояре Московские — недолюбливали «выскочек». А сохранились до нас только лишь «московские» летописи. Были ли летописи «звенигородские»? Мы не знаем. Ведь такие документы, как правило, хранились в монастырях. А Саввино-Сторожевская обитель в XV—XVII веках горела дотла вместе со всеми своими хранилищами неоднократно.
А жаль...
Жалованная грамота 1404 года — по которой князь Юрий отдавал Саввиному монастырю сёла и средства, показывала образец духовно-светского устройства современного им общества. В этой грамоте сказано, что Юрий дал игумену Савве и его монастырю несколько сёл и деревень с угодьями в своём уделе. Но самое интересное — князь освобождал от дани и пошлин всех, кто поселялся или жил на монастырских землях в его отчине. Эти жители переставали подчиняться суду звенигородских и рузских наместников и руководителей волостей. Их мог и должен был теперь судить непосредственно сам игумен Савва или «кому он прикажет»! Духовный суд становился выше светского! Исключались лишь случаи, связанные с убийствами. Здесь Церковь не могла принимать окончательных решений.
Та же грамота позволяла держать в монастыре собственное монастырское клеймо для пятнания лошадей (так определялась их собственность), обители передавались свои медовые угодья — борти и бортники.
Это, конечно, был своеобразный ответ князя Юрия своему брату — великому князю Василию, выдавшему митрополиту Киприану грамоту, освобождавшую «церковных людей» от княжеского суда. Но Юрий пошёл дальше. Он предоставил игумену некоторые права мирского суда.
Так переплетались две ветви власти. И самое главное — выковывались возможные новые традиции «нравственного княжества», о котором давно говорили основоположники исихазма, о чём, видимо, мечтал ещё Сергий Радонежский.
Остались поразительные слова, которые сказал Савва Сторожевский Юрию Звенигородскому. Их запечатлел Маркелл Безбородый в Житии преподобного. Они представляют идеальный образец наказа правителю нового времени, который мог превратиться после Звенигорода — в правителя всей Руси.
Вот они.
«Благой и милосердный Бог видев твоё благочестивое княжение и смирение сердца твоего, и любовь, которую оказываешь убогим... Пусть же и твоё сердце до конца утвердится и пребывает в любви Его. Ибо ничем так не приближаемся к Богу, как милостью к нищим. Если будешь милостив к ним до конца, то жизнь добром утвердишь и будешь наследником вечных благ».
Это была новая форма жизни, будущая формула правления.
Формула Звенигородской Руси.
Так — увы — и непостроенной.
Иногда Звенигород сравнивают с Флоренцией эпохи Лоренцо Великолепного Медичи. Мол, был такой необычный город, где Юрий Дмитриевич Звенигородский покровительствовал всему, в том числе и искусствам. Потому и строил, привлекал иконописцев. Даже если это и так (с очень большой натяжкой, ведь сравнивать столь далёкие друг от друга традиции и культуры — весьма рискованное занятие), то нельзя забывать, что при этом у Медичи был ещё и свой «кардинал», вернее, аскет-книжник, духовник-практик, обладавший уникальной широтой взглядов и особым мировоззрением, способствовавшим утверждению свежих идей.
Современное Житие преподобного Андрея Рублёва (составлено в 1980-е годы) не случайно описывает события в Звенигороде так: «Услышал князь Юрий Звенигородский об иконах Андреева письма и восхотел у себя в Звенигороде собор Святого Успения украсить благодатными образами. И пришёл преподобный Андрей, сей чудный смиренный старец, и поклонился князю, и, по благословению святого Саввы игумена, написал Деисус для соборной церкви и другие многие иконы. И в сём Деисусе красоту совершенную явил в образе Спасове и иных. Таковых же образов не бывало до того времени».
Отмеченный в этом Житии Савва Сторожевский — как настоящий вдохновитель Звенигородского чина — это уже настоящий прорыв в нашей отечественной истории — и светской и церковной.
Не прошли здесь мимо преподобного.
Хотя и в дальнейшем — можно надеяться — теперь это уже будет трудно сделать.
Небесный Звенигород как таинственный символ
Гипотеза 15
И увидел я новое небо и новую землю;
ибо прежнее небо и прежняя земля миновали.
Откровение Иоанна Богослова
Взыскание правды, Града Божия,
Китеж-Града, скрывавшегося от зла,
разве пропало в нас?
Иван Шмелев
К читателю: это лишь предварительные рассуждения, не более, но они имеют право служить основой для некоторой гипотезы.
Заголовок, приведённый чуть выше, может вызвать некоторое недоумение. О чём это речь? Поэтому я вновь предлагаю читателю предварительно краткое резюме, которое поможет сразу представить суть того, что в более развёрнутом виде будет изложено ниже.
