А теперь немного из истории знаменного пения и крюковой нотации. Без этого мы не разберёмся в изложении многочисленных событий.
Многие уже привыкли к нотной системе, где на пяти линейках обычно наносятся круглые значки с вертикальными линиями. В зависимости от начертания этих круглых знаков и соединения вертикальных линий определяется длительность звука, его высота. Дополнительные значки на таком нотном стане определяют размер, в котором должны воспроизводиться мелодия, её ритм, наконец, характер её звучания: если грустно — то минор, если весело, задорно — то мажор. Для знания этого вовсе не нужно иметь специального музыкального образования.
Но если вполне возможно понять смысл прочитанного древнерусского текста, скажем, XII—XVII столетий, потому что структура этого текста и многие слова остались неизменными и по сей день, то музыкальную нотацию этого же периода куда труднее понять, а то не понять и вовсе. Почему?
Происходит это потому, что пятилинейная система записи нот утвердилась на Руси только к концу XVII столетия. До этого же в ходу была совсем иная нотная грамота. Никаких линеек не было и в помине. Для записи нот употреблялись специальные знаки. Их так и называли — «знамёна». А так как музыка в Древней Руси была нераздельно связана с текстом и не могло быть и речи о том, чтобы она существовала сама по себе, отдельно, без слов, то и систему нотного обозначения целиком именовали так: «знаменное пение».
Знаменное пение было органичной частью миросозерцания древнерусского человека. Оно требовало большей строгости и правильности в исполнении, потому что было связано с духовной жизнью людей, происходило из недр Русской православной церкви. Поэтому-то его тщательно записывали, дабы не было ошибок и разногласий.
Если взять в руки старинную нотную книгу, то первоначально может показаться, что перед нами обычный древнерусский текст. В самом деле, начинается страница такой книги с витиевато выписанной заглавной буквицы. Затем идут обычные слова, предложения — словом, никакого намёка на ноты. Но если внимательно присмотреться, то нетрудно заметить, как над каждой строкой текста терпеливая рука писца нанесла ещё один ряд замысловатых значков, похожих на малопонятную грамоту. Это и есть древняя нотная запись. Такие ноты называли ещё и «крюками». Крюки эти, непонятные для нас, прекрасно разбирал и по ним воспроизводил мелодию обычный образованный россиянин.
Знаменная (или крюковая) нотация появилась на Руси после принятия христианства, в конце XI — начале XII столетия, под влиянием подобной же византийской традиции. О появлении на Руси первых нотных певческих рукописей повествовала Степенная книга, написанная во второй половине XVI века. Существуют нотные рукописи XII века и более раннего времени. Такие ноты вообще невозможно воспроизвести, хотя по ним пели точно так же, как и по другим — «знаменным». В тексте книги нет никаких обозначений кроме регулярно проставленных специальных знаков, которые явно указывают на конец некой мелодической строки, а также упоминания вначале — к какому «гласу» относится песнопение. Видимо, переписчик такой книги прекрасно знал, что тот, кто будет ею пользоваться, разбирается в нотной грамоте не хуже его. А так как книги были редки и одной рукописью пользовались многие певчие, даже разных поколений, то можно сделать вывод, что музыкальное образование не было уделом узкого круга людей. Мелодии легко заучивались на память, передавались на слух.
Постепенно на Руси появилась совершенно новая крюковая музыкальная письменность, не встречаемая нигде более, даже среди славянских народов. Известный музыковед Ю. В. Келдыш, анализируя причины её появления, пришёл к следующему выводу: «Эта письменность сложилась не стихийно, не в результате отдельных случайных отклонений от византийской нотации, а явилась плодом сознательных и целенаправленных усилий».
Отчего же столь широко распространённая и в то же время глубоко укоренившаяся музыкальная азбука Древней Руси всё-таки перестала существовать? Ответ на этот вопрос не прост. «Сему же знаменному нашему пению и в нём развращению, речей начало никто же никако же нигде же может обрести», — восклицал, скорбя душою и сердцем, замечательный знаток древнерусской музыки середины XVII столетия инок Евфросин. В своём «Сказании» он даже попытался эмоционально выразить причину такого упадка: «Мнози бо от сих учителей славнии во дни наша на кабаках валяющаяся померли странными смертьми и память их погибла с шумом». В самом деле, именно эти времена по сей день являются рубежом, отделявшим от нас древние крюковые распевы. Именно в XVII столетии произошёл, как определял крупнейший современный исследователь Н. Д. Успенский, кризис певческого искусства.
Тому было множество причин. Одна из них — так называемая «хомония». Произнесённое вслух, по-московски, с выговором на «а», это слово звучало как «хамония», будто производное от корня «хам». И это не просто каламбур. Реальное действие хомонии в области знаменного пения можно сравнить лишь с «хамскими» действиями какого-нибудь переписчика, вносящего отсебятину в многовековой труд поколений летописцев. Хомония не просто внедрялась в музыку, но и систематически, исподтишка, незаметно разрушала её.
Врагом крюковой системы оказалась сама её суть — неразрывная связь мелодии и текста, её певческая основа. С течением времени русская речь меняла свои формы. Многие глухие звуки, как, например, «ъ» и «ь», перестали произноситься, хотя ранее в слогах имели явственное полугласное произношение. И устная речь, и письменность переживали это явление степенно и с достоинством, отдавая дань времени и историческому развитию народной языковой культуры. Но музыка столкнулась с непреодолимыми противоречиями. Если гласные звуки в произношении пропадали, то во время исполнения песнопений, когда мелодия оставалась прежней, их нужно было продолжать петь. Если же не учитывать «старый» текст, где гласные ещё употреблялись, то необходимо было заполнять пробелы, как-то их пропевать. Иначе говоря, например, древнерусское слово «днесь» (означающее — «сегодня») ранее писалось «дънесь» и, соответственно, читалось примерно как «денесе». То есть из трёх прежних слогов в новом слове остался один. Но мелодия напева написана была в древности с учётом трёхсложного произношения! Значит, необходимо было что-то изменить. На выбор следовало предпринять один из двух возможных шагов. Как писал автор трудов о древнерусской музыке А. В. Преображенский, можно было сделать так: «Все три знака (крюка. — К. К.) распеваются на один слог “днесь”, и тогда была бы целиком сохранена принадлежащая ему мелодия, напев, или эти три знака заменяются одним, двумя — и тогда предстояло какое-то изменение напева. Русские певцы не пошли ни по тому, ни по другому пути: они нашли третий, когда в угоду напеву и старому произношению стали распевать это слово трёхсложно как “дэнэсэ”. Что же получилось в результате? Именно то, что множество давно забытых гласных заполнило тексты песнопений. Певчие порой даже сами не понимали — о чём поют. Не говоря уже о тех, кто слушал. Наименование “хомового” пение и получило потому, что типичные окончания слов “хъ”, “мъ”, “въ” пелись как “хо”, “мо”, “во”».
Но и это ещё полбеды, если бы к этим «хо», «мо», «во» не прибавлялись ещё более непонятные слова, известные в истории русской музыки как «аненайки» и «хабувы». Смысл этих длинных бессвязных вставок в песнопениях никто не мог объяснить уже в XVII столетии. Ясно было одно, что достались они в наследство от Византии и постепенно обрели какое-то абсолютно невразумительное содержание. Вот как пелась строка демественного распева XVII века «в память вечную будет праведник»: «Во памя ахабува ахате, хе хе бувее вечную охо бу бува, сбудете праведе енихи ко хо бу бу ва». Получалась не просто бессмыслица, а чудовищный текст, с какими-то «ахами», «ехами» и даже насмешливыми, ехидными «хе-хе». И это в серьёзных по содержанию песнопениях!
