В мае 1913 года отмечали Пасху — в Звенигородской обители. Шаляпины приехали на этот раз всей семьёй. Супруга, сын Борис, дочери Ирина, Лидия и Татьяна. Все здесь были.
«Был на днях в Звенигороде, — пишет он сразу же по приезде Горькому, — ездил в монастырь преподобного Саввы, отстоял Христову заутреню и два дня лазил на колокольню и звонил во все колокола. Славно отдохнул и получил большое удовольствие. Был в гостях у монахов, которые отнеслись ко мне очень гостеприимно...»
Рассказывают, что был и такой случай. После очередных звонов в колокола Шаляпин прямо со звонницы пел перед всей монастырской братией и честными людьми оперные арии и народные песни. Благодаря уникальной природной акустике можно было не сомневаться, что слышно было и в самом городе Звенигороде.
Николай Рерих
Сначала он мечтал о Старой Руси. Много ездил по святым местам. Писал картины на исторические сюжеты.
Звенигород привлёк его особенно. Это уже потом он напишет картину, где изобразит на фоне большого собора двух старцев. Собор очертаниями абсолютно схож с Рождественским в Звенигородском Сторожевском монастыре, а старцы явно отображают силуэты преподобных — Сергия Радонежского и Саввы Сторожевского, причём последний, для подтверждения имени своего, держит в руках свиток с крупной надписью: «Звенигород».
Образ древнерусского Звенигорода — символического идеального города символической идеальной Древней Руси — затем прочно овладеет его идеями. И попадя в горы Тибета, он начнёт развивать концепцию построения универсального города для будущих жителей обновлённого мира.
Мы не будем говорить здесь о сущности этих идей, разбирать или оценивать их. Одно лишь интересно нам в данном случае. Рерих избрал названием идеального града — Звенигород.
И сейчас некоторые последователи строят или пытаются строить этот Звенигород где-то в горах Алтая, в предгорьях Тибета, в районе Белухи. Довольно далеко от реального древнерусского прототипа. И совершенно забыв о том, что и на месте Древней Руси, в подмосковных «горах Сторожах» по сию пору остаются отпечатки великих духовных побед, коими всегда славилась русская святость.
Надо только «уметь» их замечать. Не уезжая далеко от дома.
Вот и вся премудрость.
Иван Шмелёв
Автору данной книги довелось лететь в том самолёте, что перевозил («перелетал») прах Ивана Шмелёва из-под Парижа — в Донской монастырь в Москве. Так русский писатель распорядился в своём завещании. И оно было исполнено.
А теперь вот... Звенигород. Память о преподобном Савве Сторожевском.
Не мог Шмелёв пройти мимо такого святого старца. И не прошёл.
Ну что за строки в его «Лете Господнем»!
«— Ах, хорошо... уж очень воздух!.. В рощи бы закатиться, под Звенигород... там под покос большие луга сняты у меня, по Москва-реке. Погоди, Ванятка... даст Бог, на покос поедем, большого покоса ты ещё не видал... Уж и луга там... живой-то мёд!.. А народ-то ласковый какой, Панкратыч?!.. Всегда от него ласку видел, крендель-то как на именины мне поднесли... а уж нонче как встретили, — вот это радость.
— Наш народ, Сергей Иваныч... — уж мне ли его не знать!.. — пуще всего обхождение ценит, ласку... — говорит Горкин. — За обхождение — чего он только не сделает! Верно пословица говорится: “ласковое слово лучше мягкого пирога”. Как вот живая вода, кажного бодрит ласка... как можно!..»
Или вот ещё.
«— Уж и места там, Михал Панкратыч... райская красота!..
— Как не знать, почесть кажинный год удосуживался на денёк-другой. Красивей и места нет, выбрал-облюбовал Преподобный под обитель.
— И Москва-река наша там, и ещё малая речка, “Разварня” зовётся, раков в ней монахи лучинкой с расщепом ловят. Ох, высокое место, всё видать! А леса-то, леса!., а зво-он ка-а-кой!.. из одного серебра тот колокол, и город с того зовётся — Звени-Город. Служение было благолепное, и трапеза изобильная. Ушицу из лещиков на Петров день ставили, и киселёк молошный, и каша белая, и груздочки солёные с чёрной кашей, и земляники по блюдечку, девушки нанесли с порубок. А настоятель признал меня, что купеческого я роду, племянничек Сергей Иванычу — дяденьке, позвал к себе в покои, чайком попотчевал с сотовым медком летошним, и орешками в медку потчевал».
Шмелев — неповторим. Нет, не будет уже такого языка в русской литературе! Нет уже и его «носителей», каким он был из числа первых.
Да будет ли и сам язык?..
Государева дорога: по Рублёвке —
от Москвы до Звенигорода
Дорога оттуда в Москву есть
самая приятная для глаз.
Н. М. Карамзин
Прав был историк Карамзин, писавший об этих местах. А теперь приведём его слова полностью: «Нигде не видал я такого богатства растений; цветы, травы и деревья исполнены какой-то особенной силы и свежести; липы и дубы прекрасны; дорога оттуда в Москву есть самая приятная для глаз, гориста — но какие виды!»
Историк был прав, но для своего времени.
Многое меняется, как меняется и сама дорога, которую не случайно называли «государевой». Звенигородский тракт (так этот путь величали в старые времена) приводил прямо в царский дворец, построенный непосредственно в монастыре. Да и по дороге ещё встречались несколько дворцовых теремов, красоты которых были в разное время воспеты иностранными послами.
Теперь это — «Рублёвка». С её ресторанами, бутиками и стеклянными павильонами. С джипами и лимузинами, с «мигалками» и милицейскими жезлами. Со смесью всех видов архитектуры, с мешаниной богатых коттеджей и заборов разной величины, домов-крепостей «покруче» Кремля князя Юрия Звенигородского и всё ещё остающихся тут и там бедных, деревянных, полуразвалившихся сельских построек.
И всё равно дорога из Звенигорода до Москвы всегда незабываема, сколько по ней не проезжай. Даже если каждый день, даже если в пробках. Тот, кто не радуется такой красоте — разучился радоваться жизни. Тогда лучше не жить в России. Ибо Звенигородский путь — это истинный русский путь со всеми свойственными ему красотами, перепадами, извилинами и великолепием в самом его конце. Со всем его прошлым и настоящим. Проедемся по нему, хотя бы виртуально?
В Москве ещё чудом сохранилось название — Звенигородское шоссе, хотя оно уже фактически перестало быть таковым. Если следовать по нему, то в Звенигород не попадёшь, вернее, из Москвы не выедешь — упрёшься в тупик. Но мы попробуем восстановить старый маршрут.
Из Кремля — к Москве-реке в районе Белого Дома. Затем вдоль берега мимо Филей вплоть до, так называемой Карамышевской набережной. Постройки и промышленная зона советского периода до сих пор мешают осуществить это напрямую. Да и виды тут, включая небольшую пересыльную тюрьму, не очень.
Но у Мнёвников панорама меняется. Мы приближаемся к селу Хорошёву. Ещё в недавнее время эти места считались заповедными. Вот так описывает те времена историк Забелин: «Должно вообще заметить, что старинные Можайские и Звенигородские дороги Звенигородский тракт проходил через село Хорошёво, а далее часть его мимо Троицкого-Лыково, пролегавшей из Москвы как раз по кунцевской земле среди старых густых лесов. Славились в то время изобилием всякого лесного зверя, волков, медведей, лисиц и зайцев. Большая часть ближайшей к Кунцеву местности с Хорошёвскими лугами искони принадлежала дворцовым волостям и была со своими лесами заповедною стороною, охраняемою собственно для царских охот, звериной и птичей... Были горячие лисьи и волчьи осоки (травли) под Хорошёвым; сочили (ловили рогатинами) медведя под селом Крылатским... Для птичей же соколиной охоты, расположенные вокруг Хорошёвския и Хвильския (Филёвские) болота, представляли ещё больше удобств. Царь очень заботился об этих болотах и строго приказывал беречь на них всяких птиц и посторонним отнюдь не ездить и не травить соколами...»
