— Спинку мне потрешь? — донеслось вскоре оттуда.
— Мне в универ надо, — нашла отмазку я.
Почему-то при дневном свете ночное приключение казалось мне постыдным и диким фактом. Не спасали даже мысли, что случилось все с мужчиной, от которого пресловутые бабочки в животе так и не угомонились.
— Тогда по-быстрому, — не прошло и десяти минут, как Глеб вернулся. — Твоя очередь, Мышка. Иди, мы же не хотим, чтобы ты опоздала на учебу, правда?
— Нет.
— Второй комплект полотенец найдешь там же. И халат, — кивнул он себе за спину.
Прихватив с собой одежду, я шмыгнула мимо Глеба в ванную комнату. Было приятно привести себя в порядок. Жаль, что переодеться в свежее оказалось невозможным. Вчерашнее платье смотрелось уместно в клубе, но в универе… И опаздывать больше не хотелось, все же нарываться перед выпускными экзаменами — это гарантированное самоубийство.
— Кофе? — подмигнул мне мужчина, стоило показаться из ванной.
— А?
Глеб сидел в кресле, а на столике перед ним были две порции блинчиков и кофе.
— Ну я же обещал угостить тебя кофе, Мышка, — усмехнулся он. — Налетай, не стесняйся.
В универ я попала аккурат к первой паре. Опоздания удалось избежать: Глеб подвез.
— Ну пока, Мышка. — Высадив меня на центральной площади, мужчина уехал.
Машина уже и за поворотом успела скрыться, а я все продолжала стоять, словно ноги примерзли к асфальту. В груди ныло, между ног саднило, хотелось плакать и спрятаться под плинтусом.
Глеб исчез, даже не взяв моего номера телефона. В этот раз такое уже не получалось списать на случайность. Безответная любовь — паршивая штука. Как только я успела в нее вляпаться?
— Селезнева, я тебя убью! — На всех парах ко мне мчала Васька. — А потом прикопаю под вон тем дубом, ясно? И мне даже стыдно не будет.
— Ясно.
— Ты куда свинтила-то, а? Ты хоть понимала, что я чуть с ума не сошла? — продолжила наседать подруга. — Телефон для чего держишь? За надом, что ли? Я тебя с сотню раз, наверное, набрала! Да я почти созрела для решения сесть на обзвон всех моргов и больниц!
— Угу, — вяло ответила я, плетясь к нужному корпусу.
— Ты чего такая? — нахмурилась Васька. — И не переоделась даже… Этот хмырь блондинистый тебя обидел, что ли? Да я ему яйки откушу!
— Не надо, — всхлипнула я. — Сама же и виновата.
— Э-эй, подруга! Это что за траурное настроение такое? — выпучила глаза Рогова. — Да ты ноги в кровь во время прогонов Морковиной стирала и ни одной слезинки не проронила. А сейчас что за сырость развела?
— Я сама виновата, — повторила ей. — Подумала, что понравилась Глебу, а он меня просто… использовал.
И едва смогла выговорить эту горькую правду, так противно сразу стало, до тошноты.
— У вас с ним все было, что ли? — ахнула Васька.
— Ты еще всей округе заяви, — шикнула на нее я. — Чего орешь?
— Ой, Ритка…
Подруга даже остановилась, словно у нее ноги отказали. Такая реакция вызвала во мне злость. Сама-то Рогова давно, с первого курса, с парнями шуры-муры крутила, а тут так удивилась, точно я была последней девственницей на планете и совершила страшный грех, избавившись от нее.
Я потащила Ваську за собой.
— Опаздываем, забыла?
— Ритка, — все повторяла она, точно ее заело.
— Ничего сверхъестественного не произошло, — поджала губы я. — Не я первая и не я последняя, так же?
— Вот это я отвлеклась, называется, на одного гада, что отжал мою очередь за стойкой. Сходила за коктейльчиком… — протянула Рогова. — Я и квакнуть не успела, как ты исчезла, а потом и телефон отключила. Хоть бы головой думала, подруга, и…
— Хватит меня распинать, — вспылила вдруг я. — Ты мне мать, что ли?
— А она в курсе?
— Еще чего не хватало, — фыркнула в ответ.
— Ну Ритка, ну ты даешь… — все никак не могла успокоиться Рогова. — Не ожидала я от тебя такого… Вот вам и серьезная девушка.
— Васька, — зыркнула на Рогову, надеясь, что та уловила явное предупреждение в тоне моего голоса. Но подругу если несло, то тормоза отказывали напрочь.
— А хочешь, темную ему устроим? — вдруг загорелась идеей она. — Я пациков на районе подговорю и…
— Хватит. Замяли. Забыли.
Васька поджала губы, но развивать больше не стала. От разбора полетов меня спасли пары. Первые две прошли как в тумане, я все витала в собственных мыслях, прокручивала случившееся раз за разом… Рогова ко мне не лезла, только косилась постоянно, словно держала руку на пульсе ситуации. Я сохраняла показное спокойствие и всячески делала вид, что ничего обсуждать не хочу, а в зале этот спектакль закончился.
— Селезнева, ты еще долго будешь бревно изображать? — скривился Хорек. — Я к тебе обращаюсь, ау. Выходи, отработаешь связку с Велесовым.
— А?
— Не разочаровывай меня, Селезнева, — прищурился преподаватель. — Или ты хочешь отказаться?
Даже любой первокурсник знал, что Хорек отказов не приемлет. Он их запоминает, а потом безжалостно срезает студента по всем фронтам. Такое счастье мне точно не нужно было, особенно перед получением диплома…
— Нет, Александр Антонович. Простите, я просто задумалась.
— Мне в танцах твои думы не нужны, работай и улыбайся, ясно?
— Ясно, — кивнула я.
Вставать в пару с Сашкой совсем не хотелось, но выбора у меня не было. Я прошла в центр зала к парню, тот сразу же оскалился.
— Велесов, убери эту мину со своей морды лица, — скривился Хорек. — Ты и так у нас расписной под хохлому сегодня, хватит уже устрашений. Пожалей нашу психику.
Вокруг опять послышались смешки, а Сашка побагровел от злости. Глеб вчера его знатно отходил… Как говорится, сегодня все следы этих внушений были на виду.
Велесов на подколы одногруппников не реагировал, а откровенно его задирать никто не решался. Зато Хорек такими предубеждениями не страдал, любил хорошенько пройтись по самолюбию молодых танцоров. Чем все годы учебы успешно и занимался.
Если бы он не был гениальным хореографом-постановщиком, никто точно не стал бы терпеть таких закидонов. Александр Антонович обладал паршивым характером, не щадил даже коллег.
— Марков, включи музыку, — скомандовал преподаватель. — Повторим связку, что разучили на прошлом занятии, а потом перейдем к новым поддержкам.
Заиграла музыка, мне даже и вспоминать ничего не потребовалось, тело двигалось, будто пело. За годы упорных тренировок я довела мышечную память до совершенства.
— Велесов, что ты как бревно? — вдруг разорался Хорек. — Это модерн, а не похороны. Соберись.
