Васька несколько раз шумно выдохнула, потрясла головой и улыбнулась сквозь слезы.
— Все, я все. Я больше не буду, правда-правда, — пообещала она. — А тебе вообще нельзя нервничать. Так что…
Я раскрыла руки, и Васька сразу же кинулась обниматься да шумно задышала куда-то мне в шею — все еще боролась со слезами и своей личной драмой.
У меня даже злиться на нее не получалось, потому что Рогова по сути своей была безобиднее новорожденного котенка. Особенно с теми, кого воспринимала своими, семьей.
— Вась, а я не собираюсь делать аборт, — призналась ей я. — Этот ребенок будет желанным.
— Вот и хорошо, — успокоилась подруга. — Так и должно быть, ведь беременность — дар. Только те, кому такое легко дается, почему-то забывают об этом.
— Ты права, — согласилась я. — Спасибо.
— За что? — неподдельно удивилась она.
— Что отрезвила.
Это действительно было так. Васькино абсурдное предложение вдруг запустило во мне цепную реакцию и материнский инстинкт, который отчего-то притупился от свалившихся на голову проблем, проснулся.
Сейчас мне стало ужасно стыдно за те минуты малодушия, когда я сомневалась: рожать или нет. И ведь здесь не стоял вопрос в том, что я боялась быть матерью-одиночкой, скорее балом правила ответная реакция на ту боль, которую причинил мне Грач.
В одно мгновение я словно прозрела и со стороны посмотрела, как эгоистично и глупо собиралась поступить. Насколько бы банально ни прозвучало, но ребенок ведь действительно не виноват в том, что между его родителями… не срослось.
«Неужели я не буду любить этого ребенка? — внутренне задалась вопросом я. — Своего ребенка. От… любимого мужчины».
Ответ оказался очевидным: я его уже любила. А минуты малодушия, безвременья, когда мы не можем выбрать сторону и находимся в сомнениях, есть у всех. Хорошо, что эта полоса быстро закончилась и я не совершила самую большую глупость в своей жизни, о которой жалела бы до последнего вздоха.
— У меня просто подгорело, и я ляпнула в сердцах. Ты же знаешь, что я привыкла бежать впереди планеты всей, — хмыкнула Васька. — Голова иногда опаздывает. Так что прости меня, подруга, что вот так…
— Все хорошо, Вась, — успокоила ее я.
— Правда? — засомневалась подруга.
Ее реакция была оправданной. Во мне играл гормон, и постоянно кидало в крайности.
— Все очень хорошо, — окончательно утвердилась в этой мысли я.
Жизнь ведь продолжалась, и она была… прекрасной. Только я, закопавшись в своей боли, прошлом и комплексах, этого не замечала. Предательство Грача сработало моим триггером, который вытащил наружу все прошлые страхи, тревоги и вскрыл раны.
По старой привычке я наглухо забаррикадировалась в собственной безопасной ракушке, чтобы пережить острый период, залатать душу, собрать осколки, нарастить новую броню, и совершенно забыла об одном важном нюансе. Я давно не была маленькой наивной девочкой, не знающей жизни, а стала женщиной, которой по плечу столкнуться с трудностями и решить их.
Насколько эффективно? Только время могло показать. Но больше я не собиралась трусливо сбегать и прятаться.
Если уж история имела свойство повторяться, то я постараюсь воспринять это как шанс выйти из ситуации, гордо вскинув голову, а не поджавши хвост.
ГЛАВА 24
Вот уже третий час я гипнотизировала темный экран телефона. На работе сосредоточиться никак не получалось, а ведь я изо всех сил старалась это сделать.
Вместо информации по поставкам, подсчету будущей выгоды и убытков, подготовке к тендеру я думала о Граче.
А как о нем было не думать, если этот гад вот уже два дня как не объявлялся?
Лишь букет из роз остался напоминанием о нашей последней встрече. Цветы казались мне немым укором, оттого что я прогнала мужчину, даже толком его не выслушав. Но выкинуть их почему-то рука не поднималась.
Теперь я созрела к разговору, но, видимо, Диме это перестало быть нужным. Иначе я не могла объяснить его молчание по всем фронтам, а первой позвонить Грачу мне не давала пресловутая женская гордость.
Я бы и рада послать ее к черту, и ведь повод имелся, даже не один, но все равно выдерживала характер до конца. Все казалось, если Грач так легко сдался после моих отказов, то наши отношения ему не столь дороги, как мне бы того хотелось. А мне хотелось.
Если перестать врать себе, то я всем сердцем жаждала быть единственной для этого мужчины. Как бы глупо ни прозвучало, единственной и неповторимой, а не постыдным секретом или суррогатом нормальных отношений. Любовницей.
Но если Грач так легко отступился… Тогда любые шаги с моей стороны все равно будут бессмысленными, да и не я должна была объяснить собственную ложь и интересное семейное положение.
Умом я это прекрасно понимала, но глупое сердце болело и тосковало… Утихомирить его приказом у меня не получалось.
В дверь постучали, и после моего разрешения в кабинет заглянул Слава — двухметровый амбал-брюнет чуть краше гориллы, мой новоиспеченный охранник, которого подослал Грач. Слава поджидал меня у клуба в тот день, когда я точно решила, что хочу ребенка от Димы. Отрапортовал, что работает у Грача и теперь станет меня охранять, а на все мои недовольства лишь односложно отвечал, мол, не привык нарушать приказы.
Буквально сразу перезвонила Яга и сообщила, что к ним с Бодей приставили телохранителей.
Первой мыслью тогда у меня было взбрыкнуть и отказаться от подобных услуг — силой нас охранять точно бы не стали, — но я вовремя остановила саму себя. Если Грач решил, что нужно прибегнуть к такому сопровождению, то у него наверняка были для этого причины. Рисковать жизнью своих близких я не собиралась, поэтому молча приняла помощь и больше расспросов не устраивала. Все ждала звонка от Димы с объяснением происходящего, но пока так и не дождалась.
— Маргарита Александровна, к вам пришли, — пробасил Слава, жуя булочку.
Мужчина был очень вежливым, внимательным и постоянно голодным. Девочки из моего персонала или Яга — Слава ночевал у меня в гостиной — с удовольствием его подкармливали.
Слава уминал угощения за обе щеки, улыбался, но глаза оставались такими серьезными, что я была уверена: у него все под контролем. Даже в те моменты, когда казалось, будто мужчина расслабился.
— Глеб? — предположила я.
Халявкин уже пытался меня побеспокоить, но охранник не подпустил того ко мне. Лишь пробурчал, что Глеб слишком быстро оправился после последней попытки мне насолить и стоит устроить ему более действенную профилактику. Отговаривать его от таких действий у меня не возникло ни малейшего желания. Если Халявкин не понимал на словах, то все же стоило объяснить ему все более доступно.
— Нет, Маргарита Александровна, о нем я бы даже не стал вас спрашивать, — ответил Слава, который в последние дни зорко следил за тем, кто ко мне подходит и когда. — Это… Марина Трубская.
