— Оуэн, если я возьму на себя все расходы на содержание Хью, ты согласен забрать его к себе и растить вместе с твоими собственными детьми? Или, если это по какой-то причине невозможно, не знаешь ли ты какую-нибудь другую подходящую семью?
— Мы с Маргед возьмем его, — Оуэн обнял мальчика за плечи. — Хочешь всегда жить со мной, Хью? Только имей в виду: тогда тебе придется ходить в школу.
Глаза Хью наполнились слезами. Он кивнул и молча уткнулся лицом в шею Оуэна. Пока тот гладил малыша по спине, Никлас вместо того, чтобы растрогаться, цинично размышлял о великой силе денег. За каких-то двадцать пять гиней можно было дать ребенку совершенно новую жизнь! Естественно, благородная кровь стоила больше: сам Никлас обошелся старому графу вчетверо дороже. И можно не сомневаться, что тот заплатил бы и более высокую цену, если б в жилах его внука не было низкой примеси цыганской крови.
Лицо Никласа напряглось и застыло; он отвернулся.
Отныне малыш Хью будет жить в доброй, порядочной семье — это единственное, что действительно имело сейчас значение…
На протяжении всей этой сцены Клер молча наблюдала за Никласом, и ее проницательные голубые глаза подмечали все. Когда он взглянул на нее, девушка сказала:
— Теперь я вижу, что вы, милорд, небезнадежны.
— Если вы воображаете, будто я сделал это из человеколюбия, то глубоко заблуждаетесь, — резко возразил он. — Всему виной мое своенравие и упрямство.
Она улыбнулась.
— Упаси Бог упомянуть ваше имя в связи с каким-нибудь добрым делом! Ведь тогда вас, чего доброго, с позором исключат из Общества Развратников и Плутов.
— Меня не могут исключить, так как я — один из его членов-учредителей, — отпарировал Никлас. — Между прочим, вам давно пора переодеться в сухое, иначе вы замерзнете до смерти. И необходимо принять ванну — на вас столько угольной пыли, что вы выглядите как трубочист.
— Вы тоже, милорд. — Продолжая улыбаться, она вошла в сарай, где перед спуском в шахту оставила свою одежду. Никлас, Оуэн и Хью воспользовались другим сараем. Обычно Оуэн трудился до более позднего часа, но так как наводнение нарушило весь распорядок работы шахты, он решил вместе с Хью отправиться домой пораньше.
Переодеваясь, Никлас тихо спросил Морриса:
— Ты уверен, что Маргед не станет возражать, если ты приведешь в дом чужого ребенка?
— Не станет, — убежденно ответил Оуэн. — Хью — умный, славный малыш, и Маргед часто говорила мне, что хотела бы, чтобы он был нашим сыном. Поскольку Уилкинс не пускал его в воскресную школу, она сама при случае учила его и буквам, и счету. Да и кормила тоже. Бедняга все время ходил голодный.
Пока они разговаривали, Хью стащил с себя свою мокрую рваную рубашку, обнажив костлявую спину, исполосованную вздувшимися рубцами от ремня. Никлас нахмурился.
— Меня так и подмывает выйти и оторвать Уилкинсу голову. Или ты предпочитаешь проделать это собственноручно?
— Не искушай меня, — с сожалением вздохнул Оуэн. — Теперь, когда Уилкинс согласился отдать мальчика, лучше оставить все как есть. Он несколько лет прослужил в армии и теперь рад любому предлогу, чтобы подраться. Ради чего делать из него еще большего врага, чем сейчас? А кроме того, — заключил он, вспомнив о благочестии, — наш Господь Иисус Христос был против насилия. Никлас усмехнулся, надевая сюртук.
— Что я слышу? Разве не ты только что уложил Уилкинса не хуже, чем любой профессиональный боксер?
— Иногда приходится быть твердым с коснеющими в грехе нечестивцами, — с лукавым огоньком в глазах ответствовал Оуэн. — Даже Иисус как-то вышел из себя и бичом изгнал менял из храма.
Хью подошел к Оуэну и доверчиво взял его за руку. Никласу тут же снова вспомнился преподобный Морган. Хорошо, что он поддался доброму порыву и выкупил мальчика у этого зверя, его отца.
Когда они закончили переодеваться и вышли из сарая, Никлас увидел, что тело Бодвилла уже подняли из шахты и теперь укладывают на землю возле будки рукоятчика. За этой процедурой наблюдал массивный человек, по-шахтерски мускулистый, однако одетый в дорогой костюм и явно привыкший командовать.
— Это Мэйдок, — пробормотал Оуэн.
Никлас так и подумал. Хотя ему и хотелось встретиться с управляющим пенритской шахтой, он предпочел бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. Оглянувшись в поисках Клер, он увидел, что она выходит из другого сарая, одетая в мужской верховой костюм. Слава Богу, что вокруг толпится много народа — будет нетрудно забрать ее и лошадей и незаметно скрыться. Однако на сей раз удача им изменила. Мэйдок отвернулся от утопленника, поднял голову, и его взгляд упал на Клер.
— Что ты здесь делаешь?! — рявкнул он. — Опять явилась мутить воду? Я же тебе ясно сказал, чтобы ты со всей своей благочестивой чушью не смела и носа сюда казать!
Этот тип не меньше Уилкинса заслуживал того, чтобы оторвать ему голову, однако Никлас приехал на шахту изучить положение дел и не собирался начинать никому не нужную войну. Прежде чем Клер успела раскрыть рот для ответа, он выступил вперед и примирительно сказал:
— Если вы рассержены, вините во всем меня. Это я попросил мисс Морган привести меня сюда. Мэйдок повернулся к нему.
— А ты еще кто такой?
— Я граф Эбердэр.
Управляющий на мгновение смутился, однако тут же вновь преисполнился апломба.
— Вы нарушили границы чужих владений, лорд Эбердэр, — грозно прорычал он. — Убирайтесь с территории шахты и впредь держитесь от нее подальше!
— Угольная компания арендует эту землю у семьи Дэйвисов, — с обманчивым спокойствием ответил Никлас. — Не забывайте, что хотя земля арендована, она по-прежнему принадлежит мне. Возможно, вам следовало бы беседовать со мною в несколько ином тоне.
Мэйдок с видимым усилием обуздал свой гнев.
— Извините за то, что говорил с вами резко, но у нас только что произошел несчастный случай со смертельным исходом, так что сейчас не самое лучшее время для посещений. — Внезапно его осенила догадка; глаза его злобно сузились. — Вы что, уже спускались в шахту?
— Да. Это было незабываемо. Мэйдок развернулся и с яростью уставился на толпящихся возле тела Бодвилла рабочих.
— Кто из вас помог Эбердэру спуститься? Догадываясь, что любой, кто сознается в этом непростительном деянии, будет немедленно уволен, Никлас бросил Оуэну предостерегающий взгляд и сказал:
— Это опять целиком моя вина. Насколько мне помнится, я дал вашим подчиненным понять, что действую с полного вашего одобрения. И они очень мне помогли.
Мэйдок побагровел так густо, чти казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.
— Плевать мне на то, что вы граф и собственник этой земли! — прогремел он. — У вас нет никакого права шнырять тут за моей спиной и кормить баснями моих рабочих! Вот возьму да и пожалуюсь на вас мировому судье.
