Переглянувшись, богатыри прыгнули на радугу и покатились по ней в подземелье.
Глава 58. Богатыри не жалеют свои жизни, Толе приходит блестящая мысль, а Рита остаётся пони
Подняв меч, Кощей стоял над Толей. Поняв, что противник беззащитен, добряк не мог не высказать ему свои мысли:
– Зловредный мальчишка! Все меня любили, пока не появился ты и твоя ехидная родственница. Но теперь ты получишь своё.
– Тебя боялись, а не любили, – отозвался Толя. – И ты не добрый.
– Добрый. Добрый! Добрый!!! – Кощей затрясся от негодования. – Я самый добрый, все так говорили.
– Конечно, говорили. А те, кто не говорили, сидели в тюрьме. Остальные говорили то, что ты хотел услышать. Или молчали.
– Замолчи, лиходей! Если бы ты понял, что я хочу всем добра, я сохранил бы тебе жизнь.
– Ты просто боишься.
– Истинная доброта не боится никого.
– Ты надеешься, что я уговорю Риту вернуть тебе кристалл, – догадался Толя. – Так вот – и не надейся.
– Тогда мне не о чем с тобой говорить, мелкий злыдень.
Кощей снова поднял меч, теперь он явно не собирался останавливаться.
Так как у Толи сгорели все доспехи и оружие, то у него остался единственный предмет – волшебный жезл Скалогрома Каменского. Сам по себе жезл не остановил бы удар синего меча или вспышки огня, но Толе некуда было бежать и нечем защищаться. Мальчик выставил жезл перед собой. Он мгновенно осветился сиреневым светом, вытягивая магическую энергию из Кощея и его меча.
– Ах ты, мелкий изувер, когда же ты успокоишься! – возопил Кощей, отступая на несколько шагов. – Что это ещё за лиходейство?
Толя пожал плечами. Он не знал, почему волшебный жезл не отбирал энергию у царя Берендея, Колдуна-Ведуна или других волшебников, но вдруг подействовал на Кощея.
Кощей приблизился к Толе – жезл загорелся ещё ярче, даже запрыгал в руке, мальчику пришлось держать его двумя руками. Тогда Кощей отступил и испустил очередную волну огня ярости – жезл втянул и поглотил её полностью. Но сам стал таким ярким, что на него невозможно было смотреть. Вдобавок стал настолько горячим, что Толе приходилось убирать одну руку, дуть на неё, потом дуть на вторую.
– Ага, кровопиец, – ухмыльнулся Кощей. – Волшебная палка англов может забирать мою силу, но не может её использовать.
«К сожалению, – подумал Толя, – кажется, это так…»
Кощей предпринял очередную атаку. Жезл поглотил магию и оттолкнул Кощея, но после этого, не выдержав напряжения, взорвался в руках Толи. Сиреневые осколки рассыпались по залу и потухли.
Теперь Толя оказался окончательно безоружен.
– Вот видишь, упырёнок, – засмеялся Кощей, – добро всегда побеждает зло.
– Воистину так! – донеслось сверху.
По радуге, которая ранее проломила потолок, друг за другом скатились три богатыря и царь Берендей. А за ними скакала Рита-пони, оставляя за пушистым хвостом шлейф из золотых пылинок.
* * *
Богатыри окружили Кощея. Убрав меч, он попытался применить какое-то колдовство и начал исчезать, но царь Берендей развеял колдовство. Кощей снова схватился за меч и ударил Илью Муромца, но тот отбил своим мечом-кладенцом. Удар был такой сильный, что меч Кощея отлетел в угол зала. Чтобы оружие не вернулось обратно к хозяину, Рита-пони встала на него копытами. Тогда Кощей воздел руки к потолку – это движение призвало из-под земли несколько каменных скелетов. Но Добрыня Никитич быстро перестрелял их из своего лука.
Алёша Попович подошёл к Кощею:
– Хватит. Если ты ещё что-то придумаешь, то я тебе помешаю. А мне лень. Надоело воевать.
Илья Муромец схватил Кощея за руки, а Добрыня Никитич связал тою же верёвкой, какой связывали колдунов, она была заговорённой, поэтому мешала колдовству.
– И что же нам делать с тобой? – сказал царь Берендей, встав напротив Кощея. – Судить за доброту, которую ты нам всем причинил?
– Да казнить его, чего судить, – сказал Алёша Попович. – И поскорее, у меня много дел.
– Можно казнить, а можно судить, – сказал Добрыня Никитич. – Заморские царства будут рады присутствовать на суде, крепко они Кощея невзлюбили.
– Казнить или судить – мне без разницы, – сказал Ильи Муромец. – Лишь бы его духу на Руси не было.
– Казнить? – Кощей расхохотался. – Вы забыли, что мы одним колдовством повязаны? Убьёте меня – сами погибнете! Я ещё более бессмертный, чем был! Потому что я буду жить, пока жив хотя бы один из вас, ха-ха-ха!
Царь Берендей почесал бороду:
– Ах, и колдовство это не разбить, ибо он потратил своё бессмертие, чтобы связать ваши жизни.
– Мне не жаль своей жизни, если с нею закончится и Кощей, – сказал Илья Муромец.
– Если я исчезну вместе с Кощеем, – добавил Добрыня Никитич, – так тому и быть.
– Тогда и мне живота не жалко, – неохотно подтвердил Алёша Попович. – Хотя я не собирался умирать в ближайшее время.
Илья Муромец вынул меч-кладенец из ножен. Добрыня Никитич натянул лук, а Алёша Попович наставил на пленника копьё. Кощей рухнул на колени и схватил Илью Муромца за сапог:
– Пощадите!
– Нет.
Толя внезапно встал между Ильёй Муромцем и Кощеем:
– Пощадите себя. Без вас на Руси снова наступит неразбериха, кто кем должен править.
– Но если оставить Кощея в живых, то неразбериха точно наступит, – ответил Алёша Попович. – За него до сих пор многие бояре и жители города ратуют, всё ещё верят в его доброту.
– А вы поступите с Кощеем так же, как он поступил с вами.
– Сочинять небылицы о нём? – не понял Ильи Муромец. – Что-то неказистое наказание.
– Да нет же, сделайте так, чтобы он стал ни живой, ни мёртвый. Засуньте его в Хрустальную Гору.
– Ах, блестящая мысль! – воскликнул царь Берендей. – Так и сделаем.
Богатыри тоже согласились. Илья Муромец скрутил руки Кощея и взвалил его на плечи, чтобы отнести наверх. Кощей крутился, визжал и требовал поставить его на место.
– Ничего, Кощеюшка, – почти добродушно ответил Илья Муромец. – Сколько раз мы с тобой бились? Пора бы и на покой тебе. В Хрустальной Горе у тебя будет много времени, чтобы подумать над своей добротой.
Глава 59. Толя задаёт вопросы (а Рита всё равно – пони)
В книжном шкафу послышался стон и шорох. Из него вывалился дядя Иван, засыпанный книгами. Не обращая внимания на ушибленную голову, он тут же принял боксёрскую стойку:
– Чёртов Кощей, ну-ка иди сюда, я тебе покажу!
Потом огляделся и понял, что всё закончилось. Толя подбежал к дяде Ивану и обнял:
