Слова эти выглядят не очень понятно и нуждаются в комментариях.
Прежде всего, следует отметить, что Наполеон был слишком проницательным человеком, чтобы не почуять в поведении Чернышева тайного умысла. Тем не менее, он принимал его не без удовольствия. Как пишет тот же Альбер Вандаль, «он считал его одним из тех умных, не имеющих предрассудков людей, с которыми всегда приятно побеседовать и иногда не трудно сговориться».
Отпуская Чернышева, Наполеон, как бы между прочим, сказал:
— Император Александр первый меня понял и только один мог понять, и потому я надеюсь, что он обратит внимание на мое требование во всем его объеме. В таком случае, необходимо решительно отказаться от всевозможных полумер, при которых отношения между двумя империями могут продолжаться кое-как год или два, но окончатся непременно ссорой. Но если бы Его Величество неуклонно следовал принятому направлению, не обращая внимания на крики и жалобы купцов, то можно было бы надеяться, судя по тем сведениям, которые я получаю из Англии, что в скором времени мы достигли бы общего мира. Необходимо, чтобы Россия принудила Швецию выполнить ее обязательства в этом отношении. До сих пор я был чрезвычайно недоволен, потому что англичане в Балтийском море запасались у шведов дровами и водой.
Соответственно, Чернышеву было поручено передать на словах просьбу Наполеона, которая заключалась в следующем: одно слово русского царя, в котором Швеция почувствовала бы возможность вооруженного вмешательства, сделало бы больше, чем все свирепые угрозы Франции. Короче говоря, Наполеон просил бы Александра, чтобы он обратился к правительству короля Карла XIII со строгим внушением. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
Понятно, что поведение Швеции Наполеон приписывал господствовавшей там анархии и интригам, но он надеялся, что оно изменится, если Бернадот исполнит данное им при отъезде обещание. Но если его обещание было неискренно и если Швеция к весне не закроет свои порты и не встретит британцев пушечными выстрелами, то Наполеон готов был снова занять Померанию и пригласить русских опять начать войну с Швецией.
— Без этого, — сказал он, — Швеция будет смеяться надо мной.
Следует отметить, что Наполеон не только поговорил с Чернышевым, он еще пригласил в Фонтенбло шведского посла Густава Лагербильке. И тому в весьма резких выражениях было объявлено, что Швеция должна или немедленно объявить войну Англии, прекратить всякие торговые отношения с ней и конфисковать ее товары, или воевать с Францией.
А.И.Чернышев поехал в Стокгольм в последних числах ноября.
Во время переправы через Ботнический залив ему пришлось пробираться между Аландскими островами местами пешком, по чрезвычайно тонкому льду, местами на лодке. Буря задержала его на три дня на одном пустынном островке, и он смог приехать в Стокгольм только в ночь с 1 на 2 декабря 1810 года, страшно измученный и полузамерзший.
Приезд Чернышева в Стокгольм оказался неожиданным для Бернадота.
А в это время французский посланник в Стокгольме барон Шарль-Жан-Мари Алкье, «человек весьма дерзкий», согласно определению военного историка М.И.Богдановича, прямо заявил, что Россия, как союзная с Францией держава, готова поддержать Наполеона, хотя Санкт-Петербург еще не мог иметь времени ответить на предложение императора французов, привезенное Чернышевым.
На самом же деле, такого согласия не существовало даже и в дипломатических бумагах, поэтому Чернышеву поручили тайно сказать Бернадоту, что «никому из своих союзников Россия не обязывалась не только воевать со Швецией, но и участвовать в войне, которую кто-нибудь из них ей объявит».
В инструкции, данной Чернышеву, говорилось:
Его Величество прямо заявляет, что он решительно намерен сохранять мир с Швецией; ему надоели войны, которые он вынужден был вести, и все его желание заключается в том, чтобы водворить мир как для своего государства, так и для всей Европы, залитой кровью и обедневшей от упадка торговли вследствие жестоких мер, которые грозят повергнуть ее к временам варварства в то время, которое гордится своим просвещением.
Понятно, что Россия совсем недавно воевала с Швецией и отобрала у нее Финляндию, но после заключения Фридрихсгамского мира 1809 года все якобы изменилось, и между двумя державами окончилась продолжительная вражда, которая часто поднимала одну из них против другой. А еще Россия якобы надеялась, что наследный принц не откажет ей в доверии, которое и сама Россия постарается оправдать своими действиями, доказав, что император Александр желает Швеции исключительно благоденствия, которому он готов содействовать всеми способами.
Именно такой взгляд на отношения России и Швеции русский император предложил Чернышеву для передачи Бернадоту.
Посвятив утро 2 декабря 1810 года официальному посещению шведских министров и посланников других держав, Александр Иванович особенно ласково был принят министром иностранных дел бароном Ларсом фон Энгстрёмом. Барон заявил ему, что Бернадот, узнав о его приезде, был чрезвычайно этим обрадован и с величайшим нетерпением желает его видеть. Но он в отчаянии, что придворные обычаи препятствуют тому, чтобы встреча с ним состоялась до представления королю.
На следующий день утром Бернадот устроил представление Чернышева, и больной 62-летний король, несмотря на то, что с трудом уже мог говорить, ласково беседовал с представителем Александра I около получаса. Он говорил об искреннем желании дружбы с Россией, а также отметил, что ему приятно было узнать, что Чернышев принадлежит к числу давних знакомых Бернадота, который высоко о нем отзывался. После представления королю Чернышев немедленно отправился к наследному принцу. Лишь только Бернадот увидел входящего Чернышева, как поспешил подойдти к нему, поцеловал его несколько раз и осыпал приветствиями.
При этом присутствовал чрезвычайный посол России в Стокгольме генерал П.К.Сухтелен.
Позднее Чернышев доносил Александру I:
В присутствии Сухтелена и Энгстрёма я только сказал принцу, что Ваше Величество поручили мне выразить ему ваши чувства уважения к его заслугам и качествам. Его Высочество принял это заявление с живой радостью и отвечал мне, что после этого он считает себя совершенно счастливым, и все свои желания — исполненными. Когда Сухтелен сообщил ему о вашем к нему расположении, то он до такой степени был проникнут признательностью, что позволил себе выразить ее вам в письме. Затем он сказал, что просит меня довести до вашего сведения, что после всего того, что он слышал о вашем характере, его единственное желание заключается в том, чтобы иметь счастье сойтись с вами душой и доказать, что он не недостоин этого.
Произнеся эти слова, Бернадот несколько отдалился от присутствовавших. Этим движением воспользовался Чернышев, чтобы неслышно для других сказать ему:
— Государь — мой повелитель, узнал, что прежде Ваше Королевское Высочество удостаивали меня благосклонности и доверия, и именно поэтому поручил мне ехать через Стокгольм, чтобы передать истинные его чувства к вам и тем предупредить возможность всякого недоразумения, которое может быть вредно для обоих государств. Позвольте мне просить вас до моего отъезда назначить мне особое свидание.
