Бернадот, поняв значение такого ответа, остался им очень доволен и сказал, что дает священный обет, что Швеция останется спокойной, в каких бы Россия ни находилась обстоятельствах, и «ничего не сделает, что могло бы ей быть неприятно». Он заявил, что готов выразить это обещание даже в письменном виде.
Позднее Александр Иванович так писал императору Александру:
Потом он распространился в жалобах на Францию, говоря, что император Наполеон выразил свое желание властвовать над целым миром, и [на] недоброжелательство в отношении к нему лично, доведенное до последней степени <…> Затем он снова прибавил, что всему причиной то, что угрожали ему Россией. Сверх того, как он мне сказал, особенно его возмущало то, что требования императора Наполеона заявлялись таким грубым и дерзким образом, и он не вынес бы такого обращения, даже будучи его подданным, а тем более теперь он не допустит себя до этого в другой раз. Лучше погибнуть с оружием в руках, нежели допустить унижать народ, который избрал его управлять им. Император Наполеон ничего ему не может сделать, если только не вмешается Россия; но если бы даже и мог, то неизвестно еще — на чью бы сторону стали французские солдаты, раз вступив на шведскую почву. Он очень им известен, любим ими и уважаем, часто начальствовал над ними и в некоторой степени может рассчитывать на них.
А еще Бернадот заверил Чернышева, что вполне можно достигнуть того, что Наполеон найдет в Швеции вторую Испанию, между тем Франции следовало бы избегать подобных бедствий, потому что он хоть и свояк короля Жозефа Бонапарта, но к прискорбию, совершенно убежден, что Наполеону не дожить до окончания этой злополучной войны.
— Но вы можете оказать величайшую услугу Швеции, — сказал Бернадот, — если скажете императору Наполеону, в каком бедственном положении она находится и что ей грозит разорение. В таком случае, быть может, он и отступит от своих жестких требований.
Чернышев понимающе кивнул.
— Неужели, — продолжал Бернадот, — шведский народ и я не можем рассчитывать на то, чтобы он не вмешивался в дела маленького уголка земли, находящегося на краю света, который желает исключительно спокойно заниматься своими проблемами.
А в конце разговора с Чернышевым Бернадот начал в очередной раз укорять Наполеона в неблагодарности за те важные заслуги, которые он ему оказал во многих случаях его жизни.
— Да, — сказал он, — судьбе угодно было, чтобы я сделался его подданным. Но хоть я и простой маршал, но я покраснел бы от стыда, если бы мне пришлось по-рабски подчиняться всем причудам деспотического характера.
Отметим, что на самом деле Бернадот мог вполне искренне так думать, тем более что общественное мнение Швеции к тому времени уже совершенно отвернулось от Франции.
Дело в том, что после приезда Бернадота шведы надеялись, что Наполеон поможет им деньгами и войсками вернуть себе Финляндию, но вместо этого последовали беспрерывные требования, выражаемые повелительно и грубо наполеоновским представителем в Стокгольме. В результате неудовольствие против Франции сделалось в Швеции всеобщим, и Бернадоту с трудом удавалось при свободе шведской печати удерживать появление сочинений, направленных против Наполеона.
Из Стокгольма с немалыми затруднениями А.И.Чернышев добрался до Дании и через две недели был уже в Париже. Он вез с собой письма к Наполеону от русского императора и Бернадота. Сверх того и барон Алкье поручил ему доставить его донесение министру иностранных дел графу Шампаньи, в котором он сообщал, что Бернадот якобы желает привлечь Данию к тайному покровительству британской торговле.
Чернышеву предстояло показать, что Россия в отношении к Швеции действует в соответствии с планами Франции, хотя она уже изменила свою политику. Также он должен был постараться убедить Наполеона в том, что Швеция покоряется его воле, насколько это возможно, но в то же самое время было бы желательно, чтобы император французов смягчил свои требования.
Вернувшись в Париж, Чернышев был по-прежнему милостиво принят Наполеоном, который долго с ним разговаривал, прочтя врученное им письмо от императора Александра.
Какое бы ни придавал Наполеон значение отношениям с Россией в то время, однако же при встрече с Чернышевым, после обычных приветствий, он прежде всего заговорил с ним о состоянии дел в Швеции и персонально о Бернадоте. Речь императора состояла из многочисленных вопросов, на которые он, однако, не давал Чернышеву времени отвечать.
Представив затем письмо Бернадота, Чернышев попытался сказать, что бывший наполеоновский маршал поручил ему «заявить его скорбь» по случаю того ужасного положения, в какое поставлена Швеция после объявления торговой войны, которую она не имеет средств поддерживать. Чернышев объяснил, что, несмотря на искреннее желание короля и самого Бернадота заслужить благосклонность Наполеона, они не могут исполнить его требования в отношении колониальных товаров, которые уже ввезены и находятся в пределах Швеции. Проблема заключалась в том, что конституция страны запрещала наложить на них руку, а прибегнуть к государственному перевороту Бернадот опасался, потому что это погубило бы его самого. При этом, подтвердил Чернышев, Бернадот готов дать положительные уверения в том, что шведское правительство исполнит все принятые обязательства в отношении к британцам, не будет продолжать с ними никаких отношений, прекратит торговлю с ними и даже «вооруженною рукою готово противиться ввозу их товаров».
— Я предсказал Бернадоту, — ответил Наполеон, — в какое затруднительное положение он сам себя поставит и какие будут последствия, если он не уничтожит эту конституцию. Не стоило и начинать править, не имея возможности действовать свободно и будучи рабом народа, да еще такого своевольного. Одна уже свобода печати — это чудовищное явление, противное королевской власти, особенно у народа беспокойного и не отдающего себе отчета в том, чего он хочет. Надеется ли он, когда достигнет престола, действовать лучше, нежели его предшественник король?
Вопрос, заданный Наполеоном, безусловно, поставил Чернышева в затруднительное положение, но он должен был отвечать на него.
— В продолжение немногих дней, которые я провел в Стокгольме, — сказал он, — я заметил, что наследный принц успел заслужить доверие короля и преданность народа, который весьма расположен к нему, как мне известно из верных источников.
Заметив, что своим влиянием Бернадоту даже удалось достигнуть того, что в печати не появляется больше материалов, которые могли бы оскорблять какое-нибудь из европейских государств, Чернышев поспешил повернуть разговор в другую сторону.
А Наполеон в заключение сказал:
— Действительно, положение Швеции весьма печально, но и все другие государства вынуждены переносить немалые лишения. Поэтому и Швеции следует страдать, раз все страдают.
Вслед за тем, к изумлению Чернышева, Наполеон весьма быстро и почти шепотом проговорил:
— Если англичане еще продержатся какое-то время, то я не знаю, что из этого выйдет и что я буду делать.
