— Мне он сказал, что это было обоюдным решением, — заметила Сестеро.
Хулия покачала головой.
— Наталия бросила его. Я не знаю причины, но это точно была ее инициатива. И расстались они отнюдь не друзьями. Иначе зачем она стала бы ежедневно полоскать бедного Олайсолу по радио вплоть до самой смерти?
— Чтобы отстраниться. Вы все в один голос утверждаете, что их отношения были секретом — на весь свет в Урдайбае. Возможно, Наталия чувствовала себя обязанной кричать на каждом углу, что она больше не наставляет рога мужу.
Утки исчезли. Они улетели, когда причалившая лодка проплыла слишком близко.
Рыбак выгрузил синее ведро, изношенное, как и его лодка, с дневным уловом. Со своего места Сестеро и Хулия не видели содержимого, но это и так было ясно. Сигарета в зубах, белая борода и шерстяная шапка — рыбак выглядел точь-в-точь как морской волк из фильма.
— Олайсола очень тяжело это воспринял, — продолжала Хулия. — Он потребовал, чтобы мы следили за Наталией. Причины он не объяснял, но, я думаю, он хотел понять, почему она его бросила. Возможно, он подозревал, что здесь замешан кто-то третий… Ресурсы полицейского управления тратились впустую по личным мотивам.
— Ты имеешь в виду, что полицейские фактически устроили слежку за журналисткой?
— И днем, и ночью, — подтвердила Хулия. — На несколько недель мы стали ее тенью.
Сестеро нахмурилась.
— Но тогда в момент убийства кто-то из вас должен был быть рядом.
— Нет. За несколько дней до этого нам приказали отменить слежку.
— Кто? Зачем? Вы что-то обнаружили?
— Тот же, кто изначально ее организовал: Луис Олайсола. И нет, не было ничего такого, что могло бы служить причиной. По крайней мере, мы были не в курсе.
Рыбак с ведром и плетеной корзиной в руках прошел мимо них. Поздоровавшись, он не спеша направился дальше, оставляя за собой резкий запах табака и рыбы.
— Думаешь, он мог ее убить? — спросила Сестеро.
Хулия поджала губы. На ее лице промелькнула тень сомнения, но она тут же покачала головой.
— Нет. На такое он не способен. Однако правда то, что Олайсола был ослеплен личными проблемами. Мы впустую потратили кучу времени, которое стоило посвятить другим, более важным расследованиям.
Сестеро поняла намек.
— Например, делу о наркоторговле. Так?
— У нас не было свободных рук. Сокращения и слежка за Наталией плохо сказались на этом расследовании, — признала Хулия. — Мы дважды перехватывали катер, где, по нашим данным, должны были перевозить наркотики. И ничего. Но мы вели себя как слон в посудной лавке. Не хватало разве что транспаранта, где мы бы писали, в какой день и в какое время планируем операцию.
— Когда ресурсов не хватает, все идет наперекосяк.
Хулия кивнула и поморщилась.
— Нас и так мало, а тут еще половина сотрудников занималась глупейшей слежкой.
— И никто не стал возражать Олайсоле?
— Я рядовой полицейский.
— А офицеры? Неужели ни у кого не хватило смелости сказать ему, чтобы он сам решал свои личные проблемы?
Хулия пожала плечами. В ее глазах и закушенной губе явно читался стыд.
— У нас сложилось впечатление, что здесь действительно что-то кроется, что она что-то знает благодаря их отношениям. Нам хотелось верить, что он работает над чем-то важным, а не просто следит за своей бывшей. Мы ему доверяли.
Сестеро попыталась поставить себя на ее место, но безуспешно. Было ясно, что Луис Олайсола создал необычную рабочую обстановку в полицейском управлении Герники.
— Мы обязаны сообщить об этом вышестоящему начальству, — сказала она.
— Но тогда его снимут с должности, — расстроилась Хулия. — Бедняга Олайсола, он этого не заслужил, честное слово.
— Уверена, что нет, но это было непрофессиональное поведение. Пока он тратил ресурсы на то, чтобы шпионить за журналисткой, вполне возможно, банда наркоторговцев укрепила свои позиции в Урдайбае. Теперь у нас как минимум две смерти, которые…
— И в этом тоже теперь виноват Олайсола, — обиженно перебила ее Хулия.
— Я этого не говорила, — быстро уточнила Сестеро. — Однако я считаю, что он не должен руководить управлением. Его проступок — это нецелевое использование ресурсов и бюджетных средств.
Она сама удивилась сдержанности своих слов. Хулия высоко ценила комиссара, и Сестеро не хотела причинять ей боль, но Олайсола действительно был виновен — по крайней мере, в бездействии и халатности.
— Есть еще кое-что, — заметила Хулия. — Ты знала, что жена комиссара — юрист одного из застройщиков, который больше всех заинтересован в новом музее?
Сестеро фыркнула.
— И ты упоминаешь об этом только сейчас?
— Мы всего полчаса назад впервые решили, что это может быть мотивом, — возразила Хулия.
Сестеро кивнула. Она была права. И тут завибрировал телефон. Скорее всего, Айтор добрался до кладбища, где через несколько часов должны были состояться похороны Арасели Арриеты.
— Ане, он нас опередил, — сообщил Айтор.
— Скажи, что ты пошутил. — Сестеро почудилось, будто ее окатили ледяной водой. Холод заструился по плечам, спине, ногам. Нельзя было спускать глаз с могилы с самого начала. Они замешкались, и убийца снова их обошел.
Айтор не пытался смягчить удар:
— Хотел бы я, чтобы это оказалось шуткой. На надгробии только один букет: тюльпаны такие красные и свежие, что я и без твоей подружки-цветочницы могу сказать, что их только что срезали.
20
Среда, 24 октября 2018
Сквозь деревья вдоль дороги проглядывали величавые каменные изгибы замка Артеага. Угасающая луна придавала башне красивый серебристый оттенок — идеальная картина для любителя похвастаться ночными снимками в «Инстаграме». Но у Сестеро, наоборот, при виде этой картины лишь участился пульс.
Она заглушила двигатель «Рено Клио». Дальше ехать нельзя. Мощные аккорды в исполнении «Белако»
[11] тут же смолкли. Она не девушка, беспечно поющая за рулем, а детектив, и ее ждет рискованная операция.
Почти механическим движением она удостоверилась, что табельное оружие заряжено, и нащупала в кармане мобильный. Через лобовое стекло виднелась гордо высившаяся башня. Рядом порхала летучая мышь, охотясь на насекомых, которых тусклый фонарь притягивал к неминуемой смерти. Других посторонних движений не было видно. Наркоторговцы вряд ли выбрали бы такое заметное место в качестве операционного центра.
— Ну что же, вперед, — сказала она, открывая дверь.
