Заглянув внутрь, Сестеро вздохнула и снова исчезла в коридоре.
— Гребаные чудовища, — бросила она. — Айтор, попроси Чему спуститься к сестре Тересе. Ей предстоит многое нам объяснить.
* * *
— Вы ничего не понимаете. Мы просто помогали. Именно этому мы посвятили всю жизнь — помощь ближнему.
Сестра Тереса сидела на табурете, на котором, вероятно, сидела много лет назад, участвуя в родах.
Хулия подавила желание схватить ее за рясу и трясти до тех пор, пока она во всем не признается.
— С каких это пор похищение новорожденных считается «помощью»? — бросила Сестеро. Она не отрывала взгляда от мобильного телефона в руках, словно не в силах оторваться от того, что видит на экране.
— Вы ровным счетом ничего не понимаете, — резко заявила сестра Тереса.
Больше всего Хулию раздражала надменность монахини. Впервые за всю ее карьеру задержанная держалась настолько уверенно. Обычно женщины ведут себя смирно.
— Может, вы поможете нам понять, — вмешался Айтор.
Хулия позавидовала спокойствию в его голосе.
Неспешно кивнув, сестра Тереса перевела взгляд на единственного полицейского, который, как она думала, ее понимал.
— Те годы ознаменовались настоящим упадком нравов в нашем регионе. Те немногие из нас, кто стали монахинями, спасли свои души, но многие поддались искушению. Строительство платформы «Гавиота» стало катастрофой. Сюда приехали все эти американцы. Они заявляли, что были опытными инженерами… Ха! Знаете, кем они были на самом деле? Мерзкими обманщиками, превратившими наши поселения в собственный гарем! Сколько девушек они заманили в свои сети, завлекая их экзотикой и любовными обещаниями, которые никогда не выполнялись?
Хулия обменялась взглядом с Сестеро. Она тоже различила боль за тирадой монахини. Значит, эта злоба привела сестру Тересу в монастырь. Трудно было представить ее молодой с распущенными волосами, флиртующей с одним из этих заезжих незнакомцев.
— Это было позором для их семей, — продолжала монахиня. — Как вы не понимаете? Достойные люди, уважающие христианскую мораль, — и вдруг их репутация оказалась под угрозой, потому что их дочери оказались беременными неизвестно от кого. — Сделав паузу, чтобы усилить свое послание, она продолжила: — К счастью, мы оказались рядом, чтобы помочь им.
Хулия сжала кулаки, сдерживая себя.
— Да вы просто лишили этих детей возможности вырасти со своими матерями, — бросила она гневно.
Монахиня покачала головой.
— Наоборот. Мы обеспечили им лучшую жизнь. Представь, что значит родиться в семье, которой ты не нужен, разрушив жизнь собственной матери?
— Какое право вы имели решать за этих девушек?
— Мы не решали. Они сами пришли к нам за помощью.
— Тогда зачем вы запирали их, будто животных? — возразила Хулия, указывая на темный коридор за дверью.
Секундная заминка.
— Некоторые были в смятении, они не понимали, что решение, которое приняли их семьи, — лучшее для них. Когда они покидали монастырь, никто даже не знал, что они беременны. Все считали, что они были в Лурде, где занимались общественно полезной работой.
— Это их семьи так решили. Не сами девушки, — сказала Хулия.
Сестра Тереса вздохнула снисходительно.
— Как могли эти бедняжки судить, что хорошо для них? Большинство из них даже не достигли совершеннолетия. Но годы спустя почти все они вернулись сюда, чтобы поблагодарить нас за то, что мы для них сделали.
Хулия открыла было рот, но Сестеро ее опередила.
— У нас будет время это выяснить. А сейчас убийца на свободе, и мы не можем терять ни секунды, — напомнила она, нежно схватив Хулию за предплечье.
Хулия смущенно кивнула: она позволила чувствам отодвинуть дело на задний план. Детектив попыталась вернуть инициативу:
— Сколько женщин родили здесь в семьдесят девятом?
Сестеро одобрительно посмотрела на нее. Сестра Тереса с мрачным видом покачала головой.
— Я не помню.
— Сколько? — с нажимом спросила Сестеро.
Презрительно поджав губы, монахиня пожала плечами. Такое упорство и холодность выводили из себя.
Хулия отвела взгляд, чтобы подавить гнев. Но это было невозможно: вся обстановка напоминала о несправедливости, которая творилась в этих четырех стенах. Акушерский стол, щипцы, ржавые скальпели, пятна…
Айтор ободряюще сжал ее плечо. Затем, присев рядом с сестрой Тересой, он положил руки на колени монахини и посмотрел ей прямо в глаза.
— Прошу вас, сестра. Убийца с тюльпаном лишает их жизни за то, что они совершили сомнительный грех, родив в этой комнате. Чаро Эчебесте стала уже четвертой жертвой. Помогите нам спасти остальных. Нам нужно знать, кто это, чтобы спасти их. Прошу вас.
Старуха поджала губы, с трудом сглотнула и перекрестилась. А затем прозвучал ответ:
— В том году родились восемь детей.
51
Вторник, 30 октября 2018
Булыжники единственной улицы в Пасай-Сан-Хуане были мокрыми. Скудный, но неутомимый дождь придавал им оттенок меланхолии, в них отражался свет уличных фонарей. На улице не было ни души, лишь изредка кто-то из соседей выносил мусор или возвращался домой после рабочего дня. Обычная картина дождливой осенней ночи.
Сестеро шла молча и не торопясь. Она делала это бессознательно, словно пытаясь оттянуть встречу с реальностью, которую она ненавидела, сколько себя помнила.
Ее отец, Мариано, никогда не опускался до битья. Его жестокость была более тонкой, но не менее болезненной. Своим орудием он выбрал слова — не только те, что срывались с его губ, словно через них говорил сам дьявол, но и те, что он держал при себе. Его молчание ранило так же, как и самые жестокие избиения, особенно когда оно приходило на смену череде угроз, шантажа и унижения.
Сестеро не выносила этого. Сколько раз, будучи ребенком, она хотела, чтобы он умер, чтобы однажды он ушел и равнодушный голос по телефону сообщил, что произошел несчастный случай? Сколько раз она уговаривала мать подать на него заявление или хотя бы развестись с этим монстром, который разрушил всю ее жизнь?
И вот теперь это внезапно случилось. Мари Фели, ее мать, сделала шаг к разводу. Что могло послужить последней каплей? Хотя какая разница, раз это положит конец разрушительным отношениям, основанным на нездоровых ролях, которые возникли в обществе с незапамятных времен.
— Пока, Ане. — Из дома с удочкой в руках вышел сосед, один из многочисленных arrantzales, что до рассвета рыбачат с мыса Пунтас.
— Хорошей рыбалки, Инасио, — откликнулась Сестеро. Это простая вежливость: нестрашно, если он вернется с пустыми руками, главное для всех них — провести несколько часов наедине с любимым морем.
