Должно быть, уходя в море, Михаил Васильевич не знал, что еще за два дня до этого командующий Черноморским флотом подписал приказ о назначении его командиром подлодки среднего водоизмещения – «щуки» Щ-215. Этот корабль вступил в строй еще в 1939 году и принимал участие в войне с ее первых дней. Сначала командиром «щуки» являлся бывший наставник Михаила Васильевича – Георгий Апостолов, – но в начале 1942 года он ушел командовать подводным минным заградителем, и с этого момента боевая деятельность «215-й» перестала устраивать командование. Ее новый командир оказался на редкость нерешителен и пассивен. Сначала он побоялся прорываться в осажденный Севастополь, поскольку посчитал риск слишком большим, затем на позиции у входа в Босфор избегал сближения с судами, считая всех их турецкими. Серьезные внушения, которые сделало ему командование, возымели обратное действие – человек окончательно потерял уверенность в себе, начал серьезно выпивать и, в конце концов, заболел серьезной венерической болезнью. Уважением со стороны подчиненных он не пользовался, в результате чего дисциплина у экипажа «щуки» начала серьезно хромать. Оставлять такого командира на должности не имело никакого смысла, особенно с учетом того, что из-за серьезных потерь состав бригады подлодок ЧФ сильно поредел. Вот и решили назначить на его место Михаила Грешилова, который к тому времени считался одним из лучших командиров бригады – ведь его лодка второй на флоте была представлена к гвардейскому званию.
Вот как оценивали результаты деятельности командира М-35 политорганы: «Высокое моральное состояние личного состава, боевая слаженность и наряду с этим высокая специальная подготовка всех командиров и краснофлотцев являются результатом большой работы, проведенной партийной и комсомольской организациями и особенно бывшим командиром этой подлодки тов. Грешиловым (сейчас командир Щ-215). Краснофлотцы и командиры очень трогательно прощались со своим любимым командиром, который на протяжении полутора лет войны провел с личным составом 20 боевых походов (реально 19. – М. М.) и нанес врагу довольно крепкий удар, утопив три транспорта и одну баржу и дав много ценных сведений по разведке баз противника»
[34].
Теперь командиру предстояло точно так же обучить и воспитать экипаж новой лодки. При этом он конечно же опирался на ранее заслуженный авторитет, но в глазах новых подчиненных его следовало подтвердить очередными победами, и командир всеми силами старался их добиться. При этом зачастую действия Михаила Васильевича балансировали на грани разумного риска.
В первый раз с новым командиром Щ-215 вышла в боевой поход в январе 1943-го. В этот период на примыкавшем к Черному морю сухопутном фланге Красная армия гнала противника на запад, освобождая один город за другим. Подводники тоже горели желанием внести свою лепту в разгром фашистов. На этот раз позиция находилась у западного побережья Крыма, там, где встречались морские пути, ведущие из Констанцы и Одессы в Севастополь. Глубины моря здесь были вполне достаточными для нормального плавания подводных лодок, но условия боевой деятельности от этого не стали проще. Во-первых, противник в очередной раз увеличил охранение конвоев, включив в их состав авиацию, во-вторых, поиск врага серьезно затруднялся плохой погодой и большой продолжительностью тем ного времени суток в этот сезон года. Так, 20 января при попытке сблизиться с конвоем в условиях малой видимости командир попросту потерял его из вида на фоне скалистого берега. Атака поздно вечером 23-го на буксирный караван в схожей ситуации завершилась промахом. И вот здесь Грешилов решил показать свой характер. Он не стал дожидаться следующего подходящего случая, а начал преследовать конвой в надводном положении, чтобы повторить нападение. Его замысел заключался в уничтожении корабля охранения торпедами, а остального конвоя – артиллерией. Занять выгодное положение для атаки удалось только спустя 2,5 часа ночью 24 января. Увы, все три выпущенные торпеды ушли «в молоко», даже несмотря на то, что командир перед атакой специально выставил глубину их хода против мелкосидящих целей. По-видимому, имел место производственный дефект, поскольку, согласно наблюдениям немцев, одна из торпед прошла в точности под миделем быстроходной десантной баржи (БДБ) F 125. Хотя сама подлодка стреляла из темной части горизонта, торпедные дорожки выдали ее примерное местонахождение, и враг открыл огонь. Михаил Васильевич был готов к такому развитию событий и вступил с конвоем в артиллерийский бой, подобно тому, как это было в октябре 1941-го. При этом он сам вооружился автоматом ППД и расстрелял два диска патронов по находившемуся на небольшой дистанции буксиру. Через две минуты после начала дуэли в рубку лодки попал артиллерийский снаряд, ранивший двух пулеметчиков, но даже это не заставило Грешилова отказаться от преследования. Артиллеристы «щуки» добились двух попаданий в баржу, но тут командир заметил, что противник взял субмарину в «вилку». Дальнейшая задержка на поверхности могла закончиться очень плохо, и Михаил Васильевич скрепя сердце отдал приказ погружаться. Впрочем, противник не ушел безнаказанным – от огня из крупнокалиберного пулемета «щуки» пострадал буксир «Штральзунд», простоявший несколько недель на ремонте в Севастополе.
Не удалось пополнить боевой счет и в следующем походе. Сказывалась недостаточная подготовленность и слаженность экипажа «щуки» – старпом впервые участвовал в боевом походе и при выполнении расчета торпедной атаки требовал постоянного контроля, инженер-механик забывал отдавать необходимые команды, плохо контролировал плавучесть подлодки во время атаки, боцман излишне нервничал и погрузил «щуку» до того, как был завершен залп, минер – самовольно не выпустил одну из торпед, поскольку ему показалось, что лодка приобрела опасный дифферент. Михаилу Васильевичу часто приходилось отвлекаться на неправильные действия подчиненных, из-за чего не оставалось времени на качественное выполнение своих обязанностей. В результате оба торпедных залпа ушли «в молоко», а командование поставило за поход неудовлетворительную оценку. Жесткая критика была воспринята командиром правильно, торпедные атаки отработали на полигоне, добившись необходимого уровня слаженности между членами команды.
В майском крейсерстве Грешилову просто не повезло: в первой атаке торпеды прошли под мелкосидящими баржами, во второй одна из торпед самопроизвольно взорвалась в 30 метрах от немецкого тральщика, нанеся ему незначительные повреждения. Следует подчеркнуть, что в этом случае для того, чтобы атаковать внезапно, командир не побоялся зайти в пределы нашего минного поля. Несколько раз «щука» подвергалась ожесточенной бомбардировке, но ни в одном случае, благодаря талантливому маневрированию Грешилова, не получала повреждений.
Следующего реального успеха командиру удалось добиться только в августе после окончания очередного ремонта. Пока «щука» ремонтировалась, Михаил Васильевич взял отпуск и съездил в недавно освобожденную родную Будановку, где на протяжении полутора лет проживала семья подводника – жена и двое сыновей. После того как воссоединившаяся семья перебралась к месту службы в Батуми, на душе у Михаила Васильевича стало гораздо спокойнее.
Августовский поход на позицию к проливу Босфор был по-своему уникален. Дело в том, что советской разведке удалось точно и заблаговременно установить, что в конце месяца из пролива должно было выйти немецкое судно, загруженное купленной в Турции хромовой рудой. На кромке территориальных вод его встречал мощный эскорт и сопровождал в один из контролируемых немцами портов Болгарии. Четыре дня субмарина ждала вражеский корабль, который, по оперативной информации, должен был проследовать уже в первые сутки. К концу вторых почти весь экипаж «щуки» пребывал в уверенности, что они зря находятся в данном районе, а вражескому судну уже удалось пройти незамеченным. Единственным исключением являлся сам Грешилов. С одной стороны, он верил в точность информации, добытой разведкой, а с другой – в себя, как в командира, который организовал надежное наблюдение за выходом из пролива. Но с наступлением пятых суток уверенность начала покидать и его. «Теперь уже трудно было бы возразить против посылки радиограммы в штаб дивизиона, – писал Грешилов в мемуарах. – Операция сорвалась… Но я решил еще немного выждать. Откровенно говоря, позднее сожаление вкралось в мою душу. И зачем, подумалось, я торчал здесь пять суток? Впрочем, все требования, какие я мог себе предъявить, как командиру, который должен поступать в соответствии с обстановкой и не упускать ни единой возможности для достижения успеха, – все эти требования я выполнил… Но если бы понадобилось еще одну ночь проболтаться у входа в эту мертвую бухту – не знаю, выдержал бы я это испытание»
[35].
