Ситуация изменилась к лучшему в первые послевоенные годы. Дело в том, что с занятием Румынии и Болгарии к нам в руки попали документы флотов этих стран, что позволило во многом разобраться и отделить истинные достижения от ложных. Выяснилось, что никто из черноморских подводников в 1941–1942 годах, кроме Девятко, не мог похвастаться уничтожением двух крупных судов противника. Кроме того, было установлено, что после потопления танкеров «Суперга» и «Торчелло» (последний потоплен Щ-214 5 ноября 1941 года) командование ВМС Италии приостановило вывоз нефти из Констанцы до января 1942 года. Это был успех стратегического характера! За участие в антифашистской борьбе болгарского народа правительство Народной Республики Болгария посмертно наградило Александра Даниловича орденом «9 сентября 1944 года» первой степени. Увы, наши историки первого послевоенного периода не имели возможности заглянуть в документы кригсмарине, доставшиеся западным союзникам. Поэтому они продолжали сравнивать истинные успехи черноморцев с завышенными успехами балтийцев и северян, что заставило их сделать выводы не в пользу первых. Только сейчас, когда все архивы стали открыты, можно уверенно заявить: Александр Данилович Девятко стал самым результативным советским подводником 1941 года (только ему удалось одержать две победы) и лидером по тоннажу (суммарной вместимости) потопленных вражеских судов на Черном море. Уже одно это достойно восхищения и включения Девятко в число самых знаменитых советских подводников.
Совершенно очевидно, что достигнутый им успех являлся вполне закономерным. Александр Данилович на протяжении всей своей службы в ВМФ очень серьезно учился всему тому, что необходимо на войне, и требовал того же от своих подчиненных. Один из лучших командиров подлодок ВМФ накануне войны, он подтвердил все свои характеристики и в военное время, что удалось далеко не всем предвоенным отличникам. Можно только сожалеть, что из-за ошибок командования его боевая карьера прервалась уже в ноябре 1941 года. Только после невозвращения С-34, Щ-211 и Щ-204 (последняя погибла в начале декабря 1941 года) и тяжелого повреждения Щ-205 оно догадалось закрыть опасные в минном отношении позиции и перевести подлодки в другие районы. Увы, для экипажа нашей «щуки» это прозрение оказалось запоздалым…
Море недолго хранило свои страшные тайны. 25 августа 1942 года на пляже у болгарского села Бяла в районе мыса Святого Атанаса (русское название Ак-Бурну) было обнаружено тело советского морского офицера с биноклем на шее. В куртке нашлись документы на имя старшего лейтенанта Павла Романовича Борисенко, который являлся помощником командира Щ-211, о чем, естественно, тогда не знала болгарская сторона. Этот косвенный намек на место положения погибшей подлодки прошел мимо внимания историков и исследователей, как, возможно, и другие следы трагедии, произошедшей недалеко от берега. Лишь в сентябре 2000 года случайно во время рыбной ловли был обнаружен корпус советской подводной лодки, которую сразу определили как «щуку». Уже первые прикидки историков однозначно свидетельствовали, что обнаружена именно Щ-211. Правда, только летом 2003 года командованию ВМФ России удалось организовать экспедицию для подробного исследования затонувшей субмарины. Оно показало, что в момент своей гибели подлодка мгновенно получила фатальные разрушения: «Корпус подводной лодки разломлен на две части в районе второго отсека. Кормовая часть корпуса лежит на илистом грунте курсом 60 градусов, с креном 5° на левый борт и дифферентом 10° на нос. Носовая оконечность кормовой части корпуса ПЛ замыта в грунт на глубину до 4,6 метров, в кормовая части грунт на уровне винтов… Обе части корпуса ПЛ обросли слоем ракушки толщиной от 10 до 20 сантиметров. Кормовая часть ПЛ по всей длине опутана рыболовными сетями. Носовая оконечность (1-й отсек и часть 2-го отсека) находится на расстоянии 5 метров от лодки по правому борту в районе миделя курсом 110 градусов. Ограждение прочной рубки отсутствует. Входные люки в 4-й и 7-й отсеки открыты, верхняя крышка входного люка в 4-й отсек отсутствует… Через открытый люк седьмого отсека установлено, что отсек полностью заполнен илом. По данным причинам наличие и состояние торпед в кормовых торпедных аппаратах определить не удалось. Район ограждения рубки, где находятся кранцы первых выстрелов, разрушен. Артиллерийский боезапас в данном районе не обнаружен. Второй отсек ПЛ разрушен полностью. Запасные торпеды не обнаружены. Левый волнорез носового торпедного аппарата закрыт, правый находится в грунте. Носовой отсек полностью заполнен илом. Предположительно возможно нахождение торпед в кормовых торпедных аппаратах»
[49]. Из-за возможного наличия на борту неразоруженных торпед вопрос о подъеме остова не ставился, что затруднило точное установление всех обстоятельств гибели. Ясно, что подлодка погибла от чудовищной силы взрыва, произошедшего в районе второго отсека и расколовшего корабль на две части. Не исключено, что отчасти сила взрыва объясняется тем, что в ходе него произошла детонация четырех запасных торпед, хранившихся во втором отсеке (при водолазном осмотре не найдены). В «Акте обследования затонувшей подводной лодки «Щ-211» указывается, что «обстоятельства [гибели] неизвестны, предположительно произошел взрыв торпедного отсека в результате попадания авиабомбы»
[50]. Но историкам доподлинно известно, что никаких атак с воздуха на советские подлодки во второй половине ноября в указанном районе не производилось. Скорее всего, причиной гибели стала противолодочная мина, поскольку координаты печальной находки примерно соответствуют координатам минного поля, выставленного с болгарских кораблей перед входом в Варненский залив в сентябре 1941-го. Впрочем, к оценке боевой деятельности Александра Даниловича Девятко и его славного экипажа это не имеет никакого отношения – они честно выполнили свой долг перед Родиной и, хотя погибли, перед этим успели нанести врагу серьезный материальный и моральный урон, что вполне позволяет считать их деяния героическими.
Ярослав Константинович Иосселиани
Ярослав Иосселиани родился 23 февраля 1912 года в селе Лахири в грузинской области Сванетия. В одной из своих мемуарных книг Иосселиани так характеризовал свою родину: «…в котловине между Главным Кавказским и Сванским хребтами расположена крохотная страна Сванетия. До самой Октябрьской революции мир почти ничего не знал о Сванетии. Точно так же и сваны почти ничего не знали о цивилизации. Огражденные со всех сторон непроходимыми ущельями и перевалами, доступными лишь в определенные месяцы года, сваны тысячелетиями жили оторванными от всего остального мира… В детстве я и мои сверстники не имели представления о колесе, и я испугался, впервые увидев телегу. Обыкновенное колесо, с которым дети знакомятся еще до того, как научатся самостоятельно ходить, показалось мне чудом. Не знали я и мои сверстники и почти ничего из того, что детям многих поколений казалось обычным, повседневным: современного жилья, книжки и карандаша, мощеных улиц, печки с дымоходом, лампы и многого другого»
[51]. Ярослав, или, как его тогда звали, Яро, рос в бедности и рано приобщился к физическому труду. Он пас скот, помогал взрослым на сельскохозяйственных работах. Труд заставил его рано повзрослеть, но, как писал сам Ярослав, «не потушил красок жизни». Тем не менее крайняя нужда заставила семью Иосселиани искать счастья за пределами родной Сванетии, там, где находились, как это называли сами сваны, «Широкие страны». В 1922 году семья пешком перебралась в Абхазию и поселилась в селе Дали. Отец Ярослава Коция стал местным активистом и вскоре был избран председателем сельсовета. Он определил сына в школу села Ажара, где Яро впервые сел за школьную скамью и услышал русскую речь. Дом семьи Иосселиани и школа находились в нескольких километрах друг от друга, и на следующий год отец смог устроить сына в школу-интернат города Гагры. Из-за почти полного отсутствия элементарных знаний (в ажарской школе Ярослав смог только выучить грузинский алфавит) двенадцатилетнего мальчика зачислили только во второй класс. Труднее всего Ярославу давался русский язык. Из-за этого он получил кличку «мужской род» – в сванском языке рода отсутствуют, и мальчику было тяжело научиться ими пользоваться. Тем не менее своим упорством и трудолюбием он вскоре добился того, что его перевели в седьмой класс, а затем приняли в комсомол. Окончить программу средней школы удалось только к 1931 году.
