«Смотрю вправо, миноносец, охраняющий конвой, идет в нашем направлении. На этот раз мы крепко вцепились в цель. Не уклоняясь от боевого курса, я шел к намеченной для залпа позиции, следя за целью и приближающимся миноносцем. Он все ближе. Его изображение растет в окуляре перископа. До угла упреждения осталось два градуса. Под форштевнем белые буруны пены. Миноносец идет на таран. Впереди колонна судов, среди них огромный транспорт. Рулевой Оленин прекрасно держит курс. Боцман Пятибратов управляет горизонтальными рулями, глубину не меняем. Все чаще смотрю в перископ на транспорт и мчащийся на нас миноносец. По моим расчетам, до момента залпа осталось меньше минуты. «Аппараты – товсь!» Нос транспорта на перекрестье нитей перископа. «Пли!» Наконец-то!
Две торпеды вышли из аппаратов. Я едва успел опустить перископ. Слышу через корпус прямо над головой шум винтов миноносца. Только его пронесло, как одновременно раздались два взрыва. Докладывают: «Товарищ командир! Наши торпеды взорвались». Отходим. А взрывы продолжаются, четвертый, пятый, шестой!.. Миноносец забрасывал нас теперь глубинными бомбами. Инженер-механик Корж в центральном посту стоял рядом со мной с блокнотом в руках. Лодка содрогалась от страшных ударов. Но у этого человека столько самообладания, он невозмутимо вел подсчет сброшенным бомбам. В лодке погас свет, зазвенело разбитое стекло. Потекли сальники, стала поступать вода. В непосредственной близости от нашей «семерки» было сброшено двадцать три бомбы. Мы отошли. Постепенно взрывы смолкли. Захотелось взглянуть на результат атаки. Лодка подвсплыла, я поднял перископ. Глядим – на месте атаки стоят миноносец и транспорт без хода, развернувшийся на обратный курс. На воде плавают обломки затонувшего судна, стелется дым. Ходят шлюпки, подбирая с воды матросов. Я охотно уступил перископ Гусеву, поднявшемуся в боевую рубку. Пусть увидит и он…»
[82]
К счастью, шведы бомбили неточно и не смогли нанести субмарине сколько-нибудь значимых повреждений. Правда, и успехи С-7 у шведского побережья с этого момента прекратились. Днем 14 июля она произвела две торпедные атаки, но в первом случае атакованный финский транспорт сумел уклониться от снаряда, а во втором Сергей Прокофьевич просто промахнулся, выпустив две торпеды с большой дистанции по конвою. Тем временем шведы обследовали останки затонувшего на небольшой глубине «Лулео» и обнаружили детали торпеды с надписями на русском языке. Шведская дипломатическая миссия, находившаяся в то время в эвакуации в Куйбышеве, 11 и 20 июля дважды вручала советским представителям ноты протеста против действий советских подлодок в шведских водах. Хотя советские дипломаты продолжали настаивать на том, что потопление шведских судов является не чем иным, как провокацией немцев, в ночь на 18 июля Лисин получил приказ перейти на позицию между Либавой и Виндавой – туда, куда он совершил безуспешный поход ровно за год до описываемых событий.
На этот раз задача «эски» еще более осложнялась тем, что после действий предыдущей лодки в этом районе немецкая противолодочная оборона встревожилась, суда начали ходить небольшими конвоями вдоль самого берега, а все торпеды в носовых аппаратах были израсходованы. В отличие от шведских вод, где за первые три дня похода Лисин обнаружил в общей сложности 58 кораблей и судов, за восемь дней патрулирования в районе Виндавы удалось встретить всего четыре. Тем настойчивее были действия командира в каждом конкретном случае. 27 июля, на второй день своего тридцатитрехлетия, он атаковал двумя торпедами одиночный транспорт. Из-за малых глубин залп пришлось производить с большой дистанции, что привело к промаху. Но что мешает потопить судно артиллерийским огнем? – подумал Сергей Прокофьевич. Субмарина всплыла, и артиллеристы двумя первыми выстрелами взяли цель в «вилку». Следующий снаряд должен был попасть точно в цель, но тут произошло непредвиденное – 100-мм орудие вышло из строя. Как выяснилось впоследствии, из-за интенсивных стрельб в 1941 году, после которых подлодка немедленно погружалась в холодную морскую воду с неостывшей пушкой, во внутреннем стволе образовалась трещина, он сместился назад и теперь мешал открыванию орудийного замка. На субмарине оставалась еще 45-мм зенитная пушка, но для эффективного ведения огня из нее требовалось приблизиться к транспорту, а времени на это не оставалось – на горизонте показался военный корабль. Лисину скрепя сердце пришлось отдать приказ на погружение. Последним, что он видел перед тем, как спуститься в рубочный люк, был немецкий пароход («Эллен Ларсен», порт приписки Росток), который после первых выстрелов поспешил выброситься на прибрежные камни, серьезно повредив себе днище.
Следующей цели пришлось ждать три дня. Утром 30-го в перископе показался небольшой конвой. Лисин ждал его у поворотного буя близ небольшой латвийской рыбачьей гавани Павилоста на минимально возможной для «эски» глубине. Но враг снова загадал командиру С-7 задачу, которую он с мастерством разрешил. Вот как со слов самого Сергея Прокофьевича описал этот эпизод Всеволод Азаров:
«Неожиданно, не доходя до буя, где С-7 скрытно ожидала противника, головной транспорт изменил курс. За ним повернули и остальные три. Не колеблясь, Лисин сказал комиссару: «Другого выхода нет, нужно рисковать и топить в надводном положении» (в это время действовал приказ, согласно которому все приказы и решения принимались командиром и комиссаром совместно. – М. М.).
Гусев на какое-то мгновение засомневался: на маяке обязательно есть наблюдательный пост. Через полчаса здесь будет полно катеров, и нам дадут «прикурить».
– За полчаса мы справимся, – решительно ответил Лисин. – Решено?
– Рискнем, – согласился Гусев.
Всплыв в надводное положение, начали преследование транспортов, шедших вдоль берега. Они сильно задымили, заметно увеличивая ход. Было решено атаковать транспорты торпедами из кормовых аппаратов.
Во время сближения с транспортами сигнальщик доложил, что из Павилосты показался катер. Он шел к головному транспорту. Лодка дала полный ход. Из центрального поста доложили: глубина под килем пятнадцать метров и продолжает уменьшаться
[83]. Если придется уклоняться от самолетов или катеров – погружаться невозможно. И все-таки Лисин не отменяет атаку.
Вот они уже догнали транспорт, идущий в колонне первым. Подводная лодка совершила разворот. Команда «пли!». Одна торпеда была направлена по головному транспорту. Через короткое время командир послал еще одну торпеду вдогонку другому кораблю»
[84].
Первый снаряд попал в немецкий пароход «Кате», который шел в оккупированную Ригу. Транспорт моментально затонул, но второму судну удалось уклониться. Эффект от дерзкой атаки был так силен, что вышедший из Павилосты немецкий сторожевой катер не решился атаковать С-7, дав ей возможность спокойно отойти на север в надводном положении. Третья победа! В этой атаке были израсходованы последние торпеды. Лисин доложил об этом в базу, но оттуда пришло указание задержаться на позиции до особого распоряжения. Другой командир ожидал бы его вдали от берега, считая, что за время похода и так сделал все, что мог. Но не таков был Сергей Прокофьевич. Он решил изыскать внутренние резервы. Во-первых, торпедисты лодки отремонтировали торпеду, застрявшую в аппарате 9 июля, и снова зарядили ее, во-вторых, попытались ввести в действие 100-мм орудие, но здесь их ожидала неудача. Пересчитали снаряды к сорокопятке – их оказалось четыреста двадцать, в большинстве осколочно-трассирующих, которые подводники использовали при стрельбе по самолетам. Но Лисин верил в свою удачу и снова повел свой корабль к латвийскому берегу.
