Лисина сразу отделили от остальных. Спустя два часа «Весихииси» ошвартовалась в административном центре Аландских островов Мариенхамне, где стояла плавбаза финских субмарин. Его тут же подвергли допросу. Перед самим пленением советские моряки договорились выдать Лисина за утонувшего штурмана Хрусталева. Им Сергей Прокофьевич и назывался первое время. На все задаваемые ему вопросы он отвечал уклончиво, что это, дескать, не входило в компетенцию штурмана, а там, где должен был продемонстрировать знания – просто говорил неправду. В конце первого допроса его спросили: какова ваша точка зрения на военные события и кто победит в войне? Лисин ответил: «Рано или поздно победа будет за блоком демократических государств!»
[86]
Из Мариенхамна моряков переправили в Турку, а оттуда – в Хельсинки, где держали на обычной гауптвахте. Допросы проходили почти каждый день. Финский историк Пер-Улаф Эккман по этому поводу написал: «Во время допроса он (Лисин. – М. М.) рассказал кое-что о своей деятельности и о подводных лодках своей страны, но никоим образом не все. Порой он лгал так неумело, что ведущий допрос становился в тупик. Знакомство с военнопленным Кеттуненом, как скоро стали звать Лисина хозяева по причине значения его фамилии и особенностей его собственного характера («кету» по-фински значит «лиса»), оказалось длительным и довольно продуктивным. Он стал самым известным «квартиросъемщиком» на военно-морской базе в Скаттудене в Хельсинки. Не ведая о случившемся, дома Лисину пожаловали Золотую Звезду и почетное звание Героя Советского Союза. Это произошло 23 октября, всего 2 суток спустя после гибели С-7. Когда допрашивающий сообщил Лисину эту новость, тот с трудом смог скрыть свою большую радость»
[87]. В этом описании финский историк упустил одну немаловажную деталь: именно благодаря указу о награждении и фотографии в советской газете финнам и удалось установить, что перед ними не штурман, а сам командир знаменитой С-7, об успешном походе которой еще в конце лета писали в советской прессе. Финская морская разведка ее тщательно изучала, но тот факт, что пленный офицер признал себя героем Лисиным, мало что дал ей в практическом смысле – он продолжал все так же запираться или давал неверные сведения. В начале 1943 года знаменитого узника попытались «одолжить» немцы. Они привезли Сергея Прокофьевича в Берлин, где долго допрашивали, но и им не удалось получить от него ничего ценного. Он считался финским пленным, и применять к нему пытки немцы не стали. В мае 1943-го Лисина по его требованию вернули назад в Финляндию, где еще после нескольких месяцев бесплодных допросов финская разведка потеряла к нему всякий интерес.
Все это время бывшего командира «эски» не оставляло желание совершить побег. Впервые возможность к этому возникла в январе 1943 года, когда два содержавшихся на хельсинкской гауптвахте финских сержанта предложили в обмен на содействие в переправке их в Америку бежать на лыжах по льду замерзшего Финского залива на Лавенсари. План был вполне реален, но незадолго до его осуществления советского офицера увезли в Германию. Во второй раз шанс представился весной во время обратной перевозки на пароходе, где кроме Лисина находилось еще две тысячи советских военнопленных. Неизвестный моряк-старшина, руководивший подпольной организацией, поинтересовался у Сергея Прокофьевича, смог бы он довести судно до Ленинграда, если пленные поднимут восстание и сумеют захватить транспорт. Лисин ответил утвердительно, хотя прекрасно понимал, что шансы на успех предприятия равны нулю – пройти через тщательно охраняемый Финский за лив с трудом могут подводные лодки, не то что невооруженный пароход. Почему же он согласился? Да потому, что патриот Родины и коммунист в подобной ситуации просто не мог ответить иначе. К несчастью или к счастью, но восстание не удалось – выйдя из порта, пароход попал в жестокий шторм, большая часть пленных укачалась и попросту не могла держаться на ногах. После всех этих передряг в сентябре 1943 года герой-подводник оказался в финском офицерском лагере для военнопленных.
Родина тем временем не забывала о своем сыне. Еще в ночь на 24 октября 1942 года разведотдел штаба КБФ перехватил сообщение шведской радиовещательной станции о том, что финская субмарина торпедировала и потопила в Аландском море советскую подводную лодку, с которой были взяты в плен командир и трое матросов. В этом районе могла находиться только С-7. Ее несколько недель настойчиво вызывали по радио, но ответа так и не дождались. Первоначальное недоверие к шведскому сообщению сменилось уверенностью, что все именно так и произошло. 9 декабря командование бригады подлодок сделало донесение в адрес начальника Главного политуправления ВМФ армейского комиссара второго ранга Ивана Рогова о невозвращении С-7 из боевого похода. В его выводной части писалось: «Обстоятельства пленения командира Лисина и трех краснофлотцев, по-видимому, из артрасчета пушки, можно предположить так: после взрыва торпедой подлодки, силой его были выброшены за борт все находившиеся наверху, а затем всплывшей вражеской подлодкой часть из них была подобрана из воды. Не исключена возможность, что некоторые из находившихся в воде были в бессознательном состоянии, контужены или ранены»
[88]. Несмотря на это, еще раньше, чем было получено это донесение, 25 ноября Рогов издал директиву № 62с, начинавшуюся словами: «Стало известно, что командир подводной лодки С-7 Герой Советского Союза Лисин с 3 краснофлотцами оказался в плену у врага». Далее в ней отмечалось, что на некоторых кораблях работа по воспитанию у моряков убеждения, что смерть лучше фашистского плена, поставлена неудовлетворительно и тре бовалось «постоянно и настойчиво разъяснять краснофлотцам и командирам, что сдача в плен и переход на сторону врага есть измена и предательство своему народу, Родине, что это самое тяжкое преступление» и «настойчиво воспитывать у личного состава презрение и ненависть к трусам и паникерам, готовым уйти к врагу, сдаться в плен при малейших опасностях, стремиться сохранить себе жизнь»
[89].
Несмотря на то что 25 декабря С-7 исключили из списков флота, как погибшую, а 13 января объявили погибшим и исключили из списков личный состав, в отношении Лисина все было по-другому. 18 июня 1943 года приказом начальника управления кадров ВМФ он был исключен из списков офицерского состава, как находящийся в плену. Спустя год парткомиссия при политотделе бригады подлодок КБФ заочно исключила Лисина из членов ВКП(б). 15 июня 1944 года это решение утвердила парткомиссия при Политуправлении Балтийского флота: «Лисина С. П., как изменника Родины, из членов ВКП(б) исключить»
[90].
Ничего этого Сергей Прокофьевич конечно же не знал и, находясь в офицерском лагере, продолжал вести себя так, как считал подобающим коммунисту. В своей объяснительной записке, написанной после возвращения из плена, он указывал: «В офицерский лагерь № 1 прибыл приблизительно 26 сент. 1943 г. и размещен на старом месте, т. е. со старшими офицерами. 17 октября в лагере возникла забастовка. Командование лагеря провело индивидуальный опрос командиров с заполнением анкеты – согласен ли работать и где. Если не согласен, то почему? Я отказался от всех работ. В результате проведенного опроса, была отобрана группа командиров до 20 человек и посажена в изолятор с питанием по т. н. группе «Б» (голодный паек)… Все время пребывания в плену я находился под стражей и никакой свободой не пользовался. К враждебным организациям или лицам не примыкал и никаких подписок или обязательств не давал»
[91]. Но Лисин постеснялся сообщить следователям НКВД, что ему действительно пришлось пережить в лагере – все равно не поверят, еще подумают, что хочет «выдавить слезу». К сча стью, следователи оказались честными и принципиальными людьми. Они опросили тех, кто сидел вместе с бывшим командиром С-7. В частности, майор Семен Гаврилов дал следующие показания:
