Первое, чем пришлось заняться новому командиру, была организация ремонта своего корабля. Хотя общее техническое состояние Щ-317 было неплохим, требовалось устранить последствия полученных у Гогланда повреждений. Поскольку в составе подводных сил КБФ имелось множество субмарин во много более худшем состоянии, «щуку» не стали отправлять на завод, предоставив возможность экипажу справиться с ремонтом самому. Это оказалось весьма непростой задачей. Во-первых, снаружи и изнутри прочного корпуса требовалось прочеканить швы помятых при посадке на камни топливных цистерн. Для этого требовалось полностью выгрузить на набережную всю аккумуляторную батарею подлодки – 112 аккумуляторных баков весом по 400 килограммов каждый! Делалось это вручную через узкие переборочные двери и рубочные люки. И все это в условиях жуткого холода и полуголодного состояния! Саму отработавшую свой ресурс батарею требовалось заменить, но на складе на восемь нуждавшихся в этом подлодок оказался всего один комплект аккумуляторов. Морякам пришлось самостоятельно заняться розыском и подбором баков на станции Ленинград-Товарная, куда в первые месяцы войны отгрузили несколько комплектов батарей для Северного флота, но из-за установления блокады не успели вывезти. И эта задача была с честью выполнена.
Наконец, требовалось произвести осмотр и ремонт гребных винтов подлодки. В мирное время для выполнения такой работы была необходима постановка в док, но сейчас все доки были заняты поврежденными кораблями, а ждать, когда они освободятся, означало отодвигать срок готовности к походу как минимум до конца лета. Мобилизованный Николаем Константиновичем личный состав это не устраивало, в связи с чем был придуман способ, как отремонтировать винты без дока. Для этого «всего лишь» требовалось спуститься на дно Невы в полном водолазном снаряжении и, вооружившись подводными фонарями и кувалдами, выполнить все необходимые работы. Несмотря на всю кажущуюся невозможность этого для истощенных голодом и холодом людей, ремонт винтов был осуществлен вовремя. Последним пунктом программы стал монтаж противоминного устройства конструкции инженера Лепешкина, которое было предназначено для отвода минрепов якорных мин. В документах отмечалось, что личный состав «щуки» выполнял дневные нормы работ на 140–310 процентов. После выполнения всех этих работ к 15 мая 1942 года Щ-317 стала одной из 15 подводных лодок КБФ, полностью готовых к выполнению приказов командования (всего на флоте на тот момент имелось 39 субмарин).
28 мая Военный совет КБФ отдал директиву № оп/487сс о развертывании в море первого эшелона подводных лодок в составе десяти кораблей. Одной из них предстояло стать Щ-317. Самым слабым местом «щуки» командование считало самого командира. Дело в том, что никогда ранее за весь период службы Мохову не доводилось не только командовать, но даже просто плавать на «щуках». Несомненно, что в ходе зимнего судоремонта он со всем присущим ему рвением занимался изучением систем и механизмов подлодки, но отсутствие практики не могло не сказываться и, что хуже всего, могло проявиться в боевой обстановке. Поэтому Николай Константинович находился на особом счету у командира дивизиона «щук» Владимира Егорова.
Необходимо сказать несколько слов и об этом талантливом командире, разделившем судьбу экипажа Щ-317. 1908 го да рождения, он уже в возрасте 25 лет окончил училище имени Фрунзе и, подобно Мохову, быстро дослужился до флагманского специалиста. Являясь на протяжении нескольких лет дивизионным минером «щук», он внес большой вклад в совершенствование приемов торпедной стрельбы и обучение им командиров подлодок, за что в 1936 году был награжден орденом Ленина. О незаурядных умственных способностях Владимира Алексеевича говорит и тот факт, что программы Специальных классов комсостава флота и УОППа он сдал экстерном. В начале 1938 года он одним из шести советских подводников удостоился чести быть командированным в Испанию, где в течение полугода командовал республиканской подлодкой С-4. Далее последовало возвращение на Родину и участие в войне с Финляндией. Уже назначенный командиром дивизиона, он тогда возглавил экипаж Щ-317 вместо заболевшего командира и повел ее в боевой поход. Добиться успеха ему в тот раз не удалось, но командование флота высоко оценило его активные и правильные действия, за что наградило орденом Красной Звезды. Теперь же, в начале 1942-го Владимир Егоров не видел себе иного места, кроме как рядом с Николаем Моховым, которому предстояло выйти в свой первый боевой поход на все той же Щ-317.
В ночь на 6 июня субмарина, не замеченная врагом, перешла из Ленинграда в Кронштадт, а 10 июня из Кронштадта к Лавенсари. В 22 часа следующего дня «щука» покинула рейд острова и взяла курс на Балтийское море. Вернуться в базу ей было не суждено…
В качестве района патрулирования «щуке» выделялся тот самый район между островом Эланд и материковой Швецией, который она не смогла занять в ноябре 1941 года. Еще с 1941 года было известно, что через разделяющий остров и материк пролив Кальмарзунд регулярно ходят суда, снабжающие немецкие войска на севере Финляндии, которые на обратном пути вывозят из Швеции железную руду для доменных печей Рура. Стратегическое значение этой коммуникации было очевидно, и командование Балтфлота постаралось сделать все от него зависящее, чтобы прервать ее. Правда, для того, чтобы выйти на коммуникацию, балтийским подводникам предстояло форсировать Финский залив. Огромное количество мин и система корабельных и авиационных дозоров, развернутая на всю глубину залива, являлась тому весьма серьезным препятствием. Но походы, произведенные еще в конце 1941 года, показали, что, несмотря на все это, прорваться на просторы Балтики вполне возможно. Теперь Щ-317 предстояло подтвердить это в кампании 1942 года. Она стала первой советской подлодкой, вышедшей из залива с начала навигации.
Донесение о завершении прорыва было принято в Кронштадте в ночь на 16 июня. Судя по документам противника, Мохову и Егорову удалось прокрасться под многочисленными дозорами ни разу не замеченными. Интересно отметить, что немецкая радиопеленгаторная станция засекла место, откуда «щука» осуществила свою передачу, но немецкий командующий отказался поверить в то, что в море прорвалась советская подлодка, решив, что станция по ошибке запеленговала свой тральщик. Оказавшись на чистой воде, оба командира решили в соответствии с рекомендациями штаба бригады пойти в район финского острова Богшер, где пару дней посвятить отработке экипажа в плавании под перископом и совершении скрытых торпедных атак. Следует иметь в виду, что с 1941 года экипаж подлодки несколько изменился, к тому же без совершения постоянных тренировок навыки подводников постепенно утрачивались. Осуществлять же их было негде – и Ленинград, и Кронштадт, не говоря уже о морских полигонах вблизи острова Котлин, полностью просматривались и простреливались противником. К тому же с началом зимы «щука» попросту вмерзла в лед на Неве. Лишь в мае, уже после того, как река вскрылась ото льда, подводникам удалось произвести несколько пробных погружений на «Охтинском море» – так подводники называли глубокий участок реки в районе Охтинского моста. Так что тренировка экипажу явно не помешала бы, но получилось так, что вместо учебы судьба сразу предложила подводникам сдать «зачет экстерном» – едва днем 16-го субмарина подошла к Богшеру, как на горизонте показались дымы одиночного судна.
