Впрочем, все это произошло намного позже, а пока Щ-406 продолжала поиск вражеских судов в устье Данцигской бухты. На ее борту оставалась последняя торпеда, которую Осипов израсходовал вечером 1 ноября. На этот раз атака была осуществлена из-под воды, причем совершенно безупречно – скрытное сближение до дистанции 3–4 кабельтовых, точное прицеливание, выстрел, и «через полминуты раздался оглушительный взрыв, и, когда в 18.50 лодка вновь всплыла под перископ, на поверхности транспорта уже не оказалось»
[116]. Им был финский пароход «Агнес», также перевозивший уголь. Гибель судна была замечена береговым постом, и уже спустя час район прочесывали вражеские сторожевики. Им не удалось обнаружить «щуку», которая после израсходования боекомплекта готовилась начать возвращение в базу. Спустя сутки разрешение на это было получено, и вечером 3 ноября Осипов приступил к обратному форсированию Финского залива. Приобретенный в ходе первого похода опыт и везение позволили Евгению осуществить прорыв, практически не встретив вражеского противодействия, если не считать двухкратного задевания за минрепы. А ведь их скрежет вдоль борта, очевидно, стал последним, что слышали в своей жизни экипажи почти что половины (семи из шестнадцати) подлодок третьего эшелона! Вечером 7 ноября субмарина прибыла в бухту острова Лавенсари, а через сутки подводники уже целовали землю Кронштадта.
Возвращение из преисподний, да еще и с боевым успехом не могло не вознести нашего героя на вершину славы. Командование оценило поход на «хорошо», отметив в своих письменных выводах, что «действия командира на позиции были правильными и решительными, о чем свидетельствует результат, достигнутый лодкой»
[117]. В «Боевой характеристике» дополнительно указывалось: «Пользуется большим авторитетом среди командиров и личного состава. Дисциплинирован. Боевые и морские качества отличные»
[118]. Снова о Евгении писали газеты, корреспонденты настойчиво добивались интервью. Вручение ему «Золотой Звезды» и ордена Ленина происходило в торжественной обстановке в зале Революции Военно-морского училища имени Фрунзе. Награду он получал из рук самого наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова, который в это время находился на КБФ с проверкой. Вскоре последовало награждение за второй поход – орденом Отечественной войны первой степени и присвоение звания капитан третьего ранга. Увы, ничего не получилось с другой «наградой» – отпуском на Большую землю, который был обещан подводникам ранее. Вместо этого им, как и годом раньше, предстояло своими силами при помощи заводских специалистов осуществить ремонт корабля. В промежутках между работами орденоносные экипаж и командир часто привлекались к различным мероприятиям агитационного характера. Они неоднократно рассказывали на публику о своих боевых достижениях, о том, что только любовь к Родине и ненависть к фашистам придали им силы в таких неимоверно сложных условиях сделать то, что они сделали. В то же время, вселяя оптимизм в сердца других, сами подводники далеко не всегда испытывали то же чувство. Слишком уж большими оказались потери 1942 года, слишком много боевых товарищей пришлось потерять. Не вернулись подлодки Лисина, Мохова, Вишневского, Афанасьева и многих других командиров – всего 12 подводных кораблей, причем явно наблюдалась тенденция к росту потерь. Только трем экипажам, включая Щ-406, удалось в течение кампании дважды сходить в боевые походы за пре делы Финского залива. Немцы усиливали свои противолодочные рубежи, применяли против нас новые технические средства, а наша разведка даже не могла узнать, где и по каким причинам гибнут лодки. В этих условиях морякам только и оставалось, что уповать на удачу, но всем было ясно, что бесконечно везти не будет. Отсюда вытекало, что кампания 1943 года окажется еще более тяжелой, и эти предчувствия подводников не обманули…
К середине апреля 1943-го Щ-406 закончила ремонт и начала непосредственную подготовку к боевому походу. Командование учло опыт предыдущего года, когда из-за белых ночей в конце мая – июне прорывавшиеся через Финский залив субмарины почти круглосуточно находились под воздействием противолодочных сил противника, и решило отправить их в море заранее, а вернуть после окончания опасного периода. Для этого каждая планировавшаяся для прорыва подлодка приняла дополнительный запас продовольствия, пресной воды, кислородных баллонов и регенерационных патронов. По расчетам, «щуке» должно было хватить всех этих запасов на 85 суток пребывания в море. В то, что подлодке удастся выжить в течение столь длительного времени, мало кто верил. Моряки вполголоса выражали свои сомнения и недовольство, но командование и политработники не пожелали их услышать и принять эти настроения во внимание. Новый командир бригады балтийского подплава Верховский не вошел как следует в курс дела и считал, что усмирять недовольство следует дисциплинарными взысканиями, что еще больше разозлило личный состав. Когда же дело доходило до принятия профессиональных решений, то новый командир бригады оказался явно не на высоте. Весьма показательным в этом плане оказалась гибель субмарины Щ-323, которая в ночь на 1 мая подорвалась на мине в Ленинградском морском канале, когда вместе с Щ-496 переходила из Ленинграда в Кронштадт. Мало того что руководивший переходом начштаба бригады самовольно и без достаточной на то необходимости изменил порядок следования лодок, что привело к выходу 323-й «щуки» за пределы фарватера и подрыву, так командование ничего не сделало для спасения людей, которые вышли с затонувшего корабля и, за исключением нескольких человек, погибли от переохлаждения и артобстрела. Такое наплевательское отношение к экипажам, прошедшим горнило Финского залива, не могло не вызывать недовольства и резкой критики.
В Кронштадте подлодку Осипова задержали до тех пор, пока в море не прорвется другая пара субмарин. Долгое время о ней ничего не было известно, пока одна из лодок – Щ-408 – не вышла на связь и не сообщила, что противник на протяжении нескольких суток не дает ей заряжаться. Было ясно, что с разряженной батареей субмарина не сможет уйти с места, где ее обнаружили, и ее уничтожение является только вопросом времени. Ей следовало помочь хотя бы авиацией, тем более что место боя находилось сравнительно близко к Лавенсари, а командир лодки сам просил о помощи. Ничего этого сделано не было – утром командование флота направило для помощи «щуке» вместо штурмовиков лишь несколько истребителей, которые обстреляли вражеские БДБ из пушек и пулеметов, не причинив им никаких повреждений. Последующих вылетов не производилось. Весь день фактически на глазах у наших самолетов-разведчиков немецкие и финские корабли наносили удары по лежавшей на грунте Щ-408, а после того, как по поверхности разлилось огромное масляное пятно, мало у кого остались сомнения в том, что она погибла. Эта весть мгновенно распространилась по подводным лодкам. Моряки помянули погибших товарищей и поклялись, если будет возможность – они поквитаются за них. В том, что такой шанс представится, имелись большие сомнения – выход в море все откладывался и откладывался, что все больше сдвигало его на разгар злополучных белых ночей. Моряки переставали верить, что им удастся вернуться из похода живыми.
