Почему же командование КБФ проявило такую настойчивость в стремлении сурово наказать лучшего на тот момент из командиров подводных кораблей? Ответ находим во все тех же политдонесениях.
Подводя итог дисциплинарной практики за четвертый месяц войны, военком бригады констатировал резкое падение дисциплины именно среди командного состава. Это он объяснил отсутствием мероприятий воспитательного характера с этой категорией моряков. Такое мероприятие решили провести. Им оказался показательный суд военного трибунала над Петровым и бывшим комиссаром 5-го дивизиона подлодок КБФ Алексеем Дымским, якобы развалившим партполитработу во вверенном им подразделении и допустившим пьянство и азартные карточные игры среди подчиненных командиров. Кстати сказать, одним из самых активных нарушителей дисциплины в дивизионе являлся командир М-96 капитан-лейтенант А. И. Маринеско, но в отношении его сочли возможным ограничиться лишь исключением из рядов ВКП(б). Приходится признать, что в то время в той или иной мере подобные явления распространились по всему КБФ. Создается впечатление, что для показательного процесса из многочисленных нарушителей выбрали две наиболее значимые фигуры – комиссара одного из дивизионов и командира подлодки, который был широко известен на флоте благодаря преподаванию в УОПП и который ранее добился громкого боевого успеха. Ведь к моменту ареста Петрова он был одним из трех командиров КБФ, кто докладывал в штаб о победах, и единственным, у кого эти победы после войны подтвердились. Отобрав Николая Ивановича в качестве «агнца на заклание», командование явно убивало двух зайцев – мстило ему за жесткую критику своих действий и подавало сигнал остальным: вот что с вами будет за свободомыслие и неподчинение, раз уж мы не пожалели такого именитого командира. На показательном процессе, состоявшемся 21 октября, и приговоры были вынесены показательные: 8 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Дымскому и 10 лет Петрову. К счастью, командира «трески» судили не по «политической» 58-й статье, а по статье 193, пункт 17 («Злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, а также халатное отношение к службе лица начальствующего состава»)
[140]. Впрочем, приговор все равно был весьма суро вым. 24 ноября приказом наркома ВМФ Петрова исключили из рядов ВМФ с лишением воинского звания, как осужденного военным трибуналом Ленинградского военно-морского гарнизона.
Офицерских штрафных рот тогда не существовало, но с началом войны была принята поправка к законодательству, позволявшая вместо лагеря отправлять осужденных военнослужащих на фронт. Почему она не была применена в отношении Николая Петрова, для нас остается загадкой. Дожидаться отправки в лагерь Николаю Ивановичу пришлось в известной ленинградской тюрьме Кресты. Если бы отправка состоялась, возможно, судьба героя сложилась иначе, но зимой 1941/42 года у командования нашлись другие, более важные грузы и люди для перевозки на Большую землю. Из Крестов Николай Иванович переправил лишь две короткие записки матери и жене. В конце одной из них – самое главное: «Я всегда был и остаюсь честным»
[141]. Голод и холод первой блокадной зимы затронули заключенных Крестов в полной мере. Те, кто находился на воле, находили различные способы выжить, заключенным же рассчитывать было не на что. Чуда не произошло. Организм героя-подводника долго боролся, но, очевидно, вызванная голодом дистрофия приняла необратимый характер – 4 марта 1942 года он скончался.
Тем временем Щ-307 возглавил новый командир капитан-лейтенант Н. О. Момот, которого в начале 1944 года сменил капитан-лейтенант М. С. Калинин. Кораблю посчастливилось пройти всю войну без серьезных повреждений и потерь в личном составе, а последний командир сделал «треску» Краснознаменной, сам получив при этом звание Героя Советского Союза. Правда, документов противника, подтверждающих хотя бы один его победный доклад, не нашлось. В 1948 году заслуженная «щука» была переоборудована в плавучую зарядовую станцию, а в 1957-м ее отправили на слом. Перед разделкой лодки с нее срезали рубку, которую установили в качестве памятника на территории бригады подлодок КБФ в Лиепае. Там она находилась до 1994 года, когда рубку погрузили на железнодорожную платформу и отправили в Москву. С года 50-летия Победы она является частью мемориала на Поклонной горе. На борту рубки белой краской написаны имена ее командиров периода Великой Отечественной войны, и этот список открывает Николай Иванович Петров. Никаких данных о его судьбе или о том, что его заставило сдать командование лодкой, на памятнике не приводится. Это можно понять, поскольку комплекс создавался как пропаганда нашей Победы, а не темных пятен в прошлом страны и Военно-морского флота. Тем не менее о Петрове практически ничего не встретишь ни в популярной, ни в специальной литературе. По-видимому, многих смущала и смущает его судьба, и, возможно не все знают, что он уже давно реабилитирован, хотя путь к этому оказался долгим и непростым.
Как говорится, «нет человека – нет проблемы», и о командире, одержавшем первую победу из-под воды в Великой Отечественной войне, забыли на годы. Его жена в 1944 году повторно вышла замуж и поменяла фамилию, эту же фамилию после усыновления получила и дочь Петрова Нина. После войны семья проживала в Одессе, но Полина и ее дочь не забыли Николая Ивановича. На их очередное обращение в 1975 году поступил ответ: определением военного трибунала Ленинградского военного округа от 17 января 1975 года Николай Иванович Петров посмертно реабилитирован. Приказом министра обороны СССР № 66 от 25 апреля того же года Петров был исключен из списков офицерского состава Вооруженных сил СССР ввиду смерти, с отменой ранее изданного приказа об увольнении. Так накануне 30-летия Победы доброе имя несчастливого командира счастливой «щуки» было восстановлено. Тем не менее одного факта восстановления, с нашей точки зрения, мало. Нужно, чтобы имя героя услышала вся страна. Услышала и еще раз задумалась, какой дорогой ценой была завоевана эта Победа и о каком количестве неизвестных героев мы все еще не знаем.
Василий Андрианович Тураев
По-разному складывались судьбы солдат подводной вой ны. Одни командиры подводных лодок положили свои жизни на алтарь Отечества, другие прослужили всю войну и за боевые успехи были удостоены многочисленных наград, получили высокие должности, написали мемуары и были обласканы вниманием писателей и журналистов. Третьи, несмотря на то что остались живы и воевали не хуже, а иногда даже лучше других, ни высоких должностей, ни широкой известности не получили. Не оставили они и мемуаров о своей нелегкой военной карьере и непростой жизни – слишком уж много горького пришлось бы сообщить читателям или, наоборот, промолчать. Но тогда зачем браться за перо? Какую правду смогут поведать такие мемуары? Именно так и получилось с Василием Андриановичем Тураевым – одним из самых результативных советских подводников Великой Отечественной войны и «автором» самого длительного похода советской подводной лодки военной поры.
Родился Василий 7 января 1907 года (в переводе на новый стиль) в селе Нижняя Масоловка Усманского уезда Воронежской губернии. Отец и мать происходили из потомственных хлеборобов, знавших о существовании морей и океанов разве что понаслышке. Трудно было даже предположить, что когда-нибудь Василий станет моряком. Напротив, то, что ему пришлось пережить в детские годы, приводило большинство его сверстников в колонии для беспризорников и тюрьмы для малолетних преступников. Все началось с того, что в начале 1908 года семья Тураевых отправилась искать лучшей доли в Сибирь. Поселившись в пригороде Томска, отец устроился работать на лесозаготовках. В одно прекрасное утро он ушел на работу и не вернулся. Все попытки выяснить, что же с ним произошло, ни к чему не привели. Прождав отца год и решив, что он погиб в тайге, мать вернулась к своему отцу в родную деревню. На самом же деле отец Василия попросту бросил семью и уехал в Среднюю Азию, но известно об этом стало только спустя 20 лет. Тогда же, в 1909 году, после возвращения в родную деревню, на семью Тураевых обрушилась новая беда – в конце года умер дед по материнской линии. Мать Ольга Васильевна с двухлетним ребенком осталась без кормильцев и средств к существованию. Много позже Василий Андрианович в автобиографии писал: «Моя мать после смерти своего отца в 1909 году пошла работать по найму, устроившись работать в имение местного помещика Винокурова в качестве прислуги, где она проработала до 1913 года. В 1913 году у моей матери родился сын, мой брат Георгий. Имея на руках двоих детей, она с большим трудом находила работу. Никто не хотел держать работницу с двумя детьми на руках». За годы, предшествовавшие революции, Ольге Васильевне пришлось сменить множество хозяев в городе Усмань, на которых она трудилась в качестве прачки, кухарки или поденщицы. В феврале 1915 года начал свою трудовую карьеру и Василий – в качестве подмастерья в скобяной мастерской купца Попова.
