Супруге Анатолий Олегович сказал, что им с Даниловым нужно обсудить деловой вопрос, этим, собственно, и «легендировался» приход Данилова в гости. Данилов приготовился к разговорам на отвлеченные темы, но разговор получился деловой. Часть субботнего дня Анатолий Олегович посвятил изучению присланных Даниловым файлов и у него появилось несколько вопросов, в основном — по аппарату искусственного кровообращения «DERAMA San 900». Человек настолько серьезно погрузился в тему, что знал, чем отличается центробежный насос для вспомогательного кровообращения от насоса роликового. Чувствовалось, что он не просто «изображает видимость», а намерен работать. Это Данилова порадовало.
— Я привык просчитывать все возможные варианты развития событий, кроме откровенно фантастических, — сказал хозяин, получив ответы на все вопросы. — Давайте рассуждать вместе. Состояние пациента ухудшилось на операционном столе, это так. Но почему вы думаете, что это ухудшение было вызвано воздухом, попавшим в сосуды? Может, причина была иной, а воздух попал в сосуды уже в реанимационном отделении?
— Во-первых, никакой другой причины на вскрытии не обнаружили, а оно проводилось добросовестно, опытным врачом, заведующим патологоанатомическим отделением. При этом присутствовали заведующий отделением анестезиологии и реанимации Горелов, анестезиолог Сапрошин и доцент Синявин, ассистировавший профессору Раевскому во время операции. При таком кворуме никакой халатности даже при очень большом желании допустить невозможно. Ложное заключение тоже исключается — это серьезное преступление, на которое при трех «разнозаинтересованных» свидетелях никто не пойдет. Опять же — тело предается земле или кремируется, а микроскопические препараты, на основе которых делается заключение, хранятся. Их можно изучить в любой момент, — Данилов сделал небольшую паузу, чтобы дать собеседнику возможность осмыслить услышанное, а затем продолжал. — Во-вторых, в реанимационных отделениях работают опытные медсестры. Среди них есть и умные, и не очень умные, и откровенные дуры, но все они должны быть рукастыми, сноровистыми, в совершенстве владеющими техникой всех необходимых манипуляций. Без этого в реанимации делать нечего. Я лично, не мог допустить, чтобы в реанимационном отделении пациенту случайно ввели воздух в кровеносную систему. Теоретически такое возможно, а практически — нет.
— А если не случайно? — хитро прищурился детектив. — Что если во время дежурства кто-то из сотрудников сделал это для того, чтобы подставить врача, который вел пациента? Испортить ему статистику для того, чтобы воспрепятствовать повышению или же спровоцировать увольнение?
— В смерти тяжелого послеоперационного пациента никто дежурную смену не упрекнет, — объяснил Данилов. — И вообще, начальство относится к смертям в реанимационных отделениях довольно спокойно, поскольку тяжелые нестабильные пациенты умирают чаще стабильных. Персональная статистика летальности не ведется, ну разве что неофициально — заведующий может держать в уме, что на дежурствах Иванова умирает вдвое больше обычного и делать какие-то выводы. Официальная статистика летальности начинается с отделенческого уровня. Плохие показатели могут отразиться на карьере заведующего отделением, рядовые врачи рискуют только премиями. Но это должны быть реальные плохие показатели, например — на уровне тридцати процентов вместо обычных восьми-девяти…
Воспоминание о девяносто пятой больнице неприятно царапнуло душу.
[52]
— Но в отделении с летальностью вроде бы все в порядке. Я могу завтра уточнить, но, если бы цифры были ужасающими, мне бы об этом сказали. Нет, версию с намеренным введением воздуха в послеоперационном периоде можно отбрасывать! — твердо заключил Данилов. — Это никому не нужно. Опять же, возникает вопрос — а от чего тогда пациент ухудшился на столе? Почему он не проснулся и не начал дышать после операции?
— Если бы на месте восемнадцатилетнего парнишки был бы кто повзрослее, то я бы и версию намеренного убийства выдвинул, — сказал Анатолий Олегович. — А почему бы и нет? Жена подкупила кого-то из медсестер или, к примеру, партнер по бизнесу постарался… Но в данном случае эта версия не проходит. Ладно, давайте рассуждать дальше. Как вы представляете попадание воздуха в сосуды по вине хирургов? Во время операции внезапно закончился углекислый газ, который вытеснял воздух?
— Закончиться газ не мог, — ответил Данилов. — За этим внимательно следят, да и запас под рукой есть всегда. Но вот трубка, по которой подавался газ, могла сместиться, газ пошел мимо раны, а хирурги этого не заметили. Можно допустить оплошность при ушивании… Разные бывают варианты.
— Я одного не пойму — если датчик был исправным, то почему он не сигнализировал о присутствии воздуха в крови? — Анатолий Олегович свел указательные пальцы таким образом, чтобы они указывали в разные стороны. — Расхождение получается. Неувязочка. Причем — не в пользу анестезиолога. Или он не заметил, что датчик неисправен, или он не отреагировал на сигнал. Что в лоб, что по лбу — одинаково виноват анестезиолог. Или я чего-то не понимаю?
— Аппарат искусственного кровообращения, оборудованный пузырьковым датчиком, работает вместо сердца, — пояснил Данилов. — Когда операционная рана на сердце ушита, аппарат останавливают и запускают сердце, то есть — переводят пациента на естественное кровообращение. Допустим, что в одной из камер сердца остался воздух. Он пойдет гулять по сосудистой системе, но датчик его уже не увидит, поскольку аппарат выключен. У хирургов датчиков нет, они могут надеяться только на то, что сделали все правильно.
— А напрасно нет! — нахмурился детектив. — Нужно, чтобы были. Подключать его к вене на руке или куда-то еще на некоторое время.
— Это все равно, что перекрывать одну из многих дорог при ловле преступника, — заметил Данилов. — Где гарантия, что воздух пойдет именно по тому сосуду, в который вы установили датчик? С аппаратом проще — там датчик стоит на выходе и контролирует всю кровь, идущую от аппарата к пациенту. Поставить такой датчик на аорту невозможно. Но должен признать, что мне нравится ход ваших мыслей. Для не-врача вы очень глубоко вникаете в медицинские вопросы.
— Если я не буду глубоко вникать в те сферы, которыми приходится заниматься, то буду вынужден податься в охранники, — Анатолий Олегович поморщился, давая понять, что такая работа не по нему. — «И швец, и жнец, и на дуде игрец» — это про нас, частнопрактикующих шерлокхолмсов.
Прощаясь с Даниловым у лифта, Анатолий Олегович сказал:
— До встречи на суде, Владимир.
— Я там быть не планирую, — ответил Данилов. — Незачем, да и светиться не очень удобно, я же отказался от роли эксперта. Результат можно и у адвоката узнать, я с ней знаком.
— А я постараюсь быть, тем более что много времени заседание не продлится.
— Мне почему-то казалось, что оно может растянуться на весь день, — признался Данилов.
— Что вы! — усмехнулся детектив. — Часа два, не больше. В десять начнут, а к полудню закончат.
