Я замираю на полуслове. И вообще в какой–то момент начинаю чувствовать себя лишней, пока эти двое – моя дочь и незнакомец со шрамами в пол-лица – миленько так общаются. Зато я успеваю заметить на безымянном пальце отсутствие кольца. Понимаю, что это ничего не значит, многие занятые мужики не носят обручалку под разными предлогами. Тут же одергиваю себя. Какое мне дело занят этот мужчина или нет? Я же за него замуж не собираюсь!
– Хм, и что же? – все больше увлекается разговором с девчушкой сосед по столику.
Марина подпрыгивает и почти ложится на стол животиком, чтобы стать ближе к своему собеседнику и сказать ему на ухо великую тайну. Две пшеничные косички плюхнулись со спины на стол. Как раз на то место, где несколько секунд назад стояла тарелка с салатом. К счастью, чудовище предусмотрительно отодвинул еду в сторону, едва втянулся в разговор с несносной девчонкой.
Он тоже нагнулся к девочке, чтобы услышать то, что она хочет ему таинственно нашептать на ухо.
– Тебя должна поцеловать красавица, – громким шепотом говорит дочь.
Такое ощущение, что все посетители кафе уставились на нас и, замерев, тоже внимательно слушают самый великий секрет вселенной. Кажется, уши у всех присутствующих превратились в локаторы и развернулись в сторону загадочного голоса малявки.
А коза моя сказала и спрыгнула со стола. Сложила руки на груди и смотрит теперь на мужчину – ждет реакции.
– Ага, сначала поцелуй, а потом женись, – чуть насмешливо реагирует тот.
– Боишься? – щурится дочь.
– Не то чтобы очень…
– Не бойся, это не страшно, – машет рукой Маринка.
– Откуда ты знаешь? – не сдается чудовище.
– Бабуля сказала.
– М-м, – мужчина пару секунд задумчиво смотрит на Марину. – Поцелуй, говоришь?
– Ага, – расплывается от уха до уха широкой улыбкой моя малявка.
– Что ж. Я готов. Целуй.
И тыкает пальцем в середину щеки. Наклоняется к Маришке, подставляя ей красивую часть лица для поцелуя.
– Ты что? – возмущается дочь, тараща на него глазенки. – Я же маленькая! Я могу поцеловать только Сеньку из своей группы. Тебя должна поцеловать взрослая красавица.
Мужчина медленно выпрямляется, также медленно крутит вокруг головой – осматривает посетителей кафе.
Некоторые девушки мгновенно склонились над тарелками, кто-то отвернулся, а кто-то с любопытством следит за нашей троицей, не обращая внимания на свое чадо. И только парни хихикают и переглядываются со своими половинками в ожидании выбора чудовища.
Собеседник дочери останавливает заинтересованный взгляд на мне, быстро осматривает с ног до головы и снова наклоняется к Маринке. Говорит ей, но я-то слышу! И не только я!
– И все? Тогда я сейчас попрошу твою маму меня поцеловать. Как думаешь, прокатит?
Только не это! Нет! Нет! Нет!!!
– С моей мамой точно не прокатит. Хотя-я…
Тут Маринка сама оглядывается на меня и, придирчиво не торопясь, осматривает, оценивает. Вслед за ней и товарищ этот тоже снова на меня уставился, более дотошно изучая, выгнув дугой бровь. Зеркалю ему гнутые брови. Еще не хватало, чтобы меня разглядывали как помидоры на рынке. Как бы пальцем потыкать не надумали.
Краснея пуще прежнего от такого внимания, стараясь не смотреть на чудовище, я расширяю глаза, показывая дочери, что так не делается, и она переходит все границы. Ох, чую, всыплю я ей дома! Не физически, конечно, но серьезный разговор и наказание ей точно светит. Так, что бы придумать? Точно, лишу ее чтения любимых книжек на ночь. А еще оставлю на неделю без мороженого. Ни одного не куплю. Даже малюсенького шарика. И бабуле накажу. И в субботу сюда не придем. Точно!
– Ну… можешь попробовать, – как бы уступая, дает разрешение дочь.
«Ой, коза! Ну держись!»
Ее новому «другу» повторять не надо. В одно мгновение он встает со своего места. Ого, а он тот еще шкафчик: помимо широких плеч, сильных рук, крепкой шеи, что я заметила с первого взгляда, у него оказался еще и высокий рост и красивое сложение.
В один широкий шаг мужчина преодолевает короткое расстояние между нашими столиками, врывается в мою зону комфорта и…
– Можно? – звучит совсем близко.
Я не успеваю пикнуть, как он обхватывает мое лицо двумя огромными теплыми ладонями, поднимает его и впивается своими губами в мой рот…
2. "Продолжайте!"
– Елена –
Мама дорогая! На глазах у всего кафе, на глазах у дочери я целуюсь с мужчиной, которого вижу впервые в жизни от силы минут десять. Он ужасен! У него шрамы! Я даже не знаю, как его зовут! Какой пример я показываю дочери?
А он целует…
Долго, жадно, проталкиваясь языком в мой рот, сталкиваясь с моим, кружа вокруг, щекоча нёбо, отчего по всему телу идут сладостные импульсы… Я сижу на стуле, а такое ощущение, будто под ногами и попой нет опоры. Чтобы не упасть в пропасть, я хватаюсь за лацканы пиджака этого наглеца, как за спасательный круг, машинально тяну на себя.
Прикрыв глаза, парю, забывая обо всем на свете, в том числе и где я… Все мысли выбило одним махом, стоило чудовищу так нахально завладеть моими губами.
В нос бьет одуряющий запах классного одеколона, заполняет легкие, впитывается в кожу. М–м–м! Как вкусно!
И сам мужчина невероятно вкусный. А его язык вытворяет с моим такое… Это же секс в чистом виде…
Тяжелая широкая ладонь опускается на мой затылок, пальцы зарываются в волосы, притягивают ближе. Плевать на идеально уложенное каре.
"Продолжайте!"
Мы обмениваемся дыханием, сердце забывает, что надо биться.
Я парализованной мушкой, попавшейся в сети коварного паука, смиряюсь и предаюсь потрясным ощущениям, что растекаются кайфом по мельчайшим сосудам и венам. Низ живота закручивает, ноет, в конечностях онемение, а в подушечках пальцев приятное покалывание миллиардов иголочек. И это несмотря на то, что руки мои в какой-то момент переместились на каменные плечи этого гиганта, возвышающегося надо мной, и вцепились в них мертвой хваткой. Исключительно для удержания равновесия.
"Не останавливайся!"
– Что вы себе позволяете? – возмущаюсь, с трудом оторвавшись от самых классных наглых губ чудовища. Шлепаю вдобавок со всей силы ладонью по его груди. – Ай, больно! – трясу рукой. – У вас там что – бронежилет?
– Всего лишь мышцы. Увы, показать не могу, слишком много посторонних глаз.
Сзади кто–то хихикает. Наверное, те четверо – две девушки и два парня за соседним столиком – услышали нас.
А чудовищу все равно. Стоит надо мной глыбой, все еще согнувшись, и ухмыляется. Ухмылка выходит кривой – шрамы натягивают кожу на лице, и губы ползут не в улыбку, а в болезненную гримасу. Зато другая сторона лица симпатична и приветлива. Чудовище внимательно смотрит на гамму эмоций на моем лице – словно пытается прочитать, какое впечатление он на меня производит. Странно, но отторжения я не чувствую. И жалости тоже.
