Прижимаю палец к губам, показываю Марине, чтобы не шумела. Тихо подкрадываемся к двери кафедры, подслушиваем разговор моих девчонок – Ксюшки и Маши, точнее Ксении Леонидовны и Марии Михайловны – в институте в рабочее время только официальное обращение.
– Представляешь, шланга двухметровая, а мама его за ручку ведет документы на поступление сдавать. Да и ладно бы просто сдавать. Она за него еще и заявление заполняет! И это выпускник 11 класса! Никуда без мамкиной юбки. Потерянное поколение, – это голос Машки. Опять она в приемной комиссии дежурила, насмотрелась на абитуриентов.
– Зато девки какие, видела? Уже с губами. Вот такие пельмени, – вторит ей Ксюха, и они обе хохочут, видимо, Ксюха хорошо изобразила пельмени.
Слышу тонкий звон – ложечки бьются о стенки кружек. Чаевничают мои девчонки – бывшие однокурсницы, до завтрашнего дня нынешние коллеги и лучшие подруги лет так уже семь.
– Мы вовремя, готова? – шепчу Маринке, на что она радостно часто–часто мигает глазенками.
– Дев–чон–ки! – зову нараспев.
Сначала протягиваю в открытую дверь кафедры тортик, а потом мы с Маришкой одновременно всовываем головы в кабинет.
– Привет!
– Ленка–а! Приве–ет! Марина!
Девчонки со звоном ставят кружки, подскакивают обниматься, целуют меня и Маринку с двух сторон в щеки.
– Ой, а похорошела, а загорела, а глазенки–то блестят, аж завидно!
– Марина, как ты выросла! Ух, как я соскучилась!
– А я больше.
Трещотки горланят так, будто мы не виделись лет пять, а не две недели. Тискают нас с Маринкой, крутят во все стороны, щупают как товар на базаре.
Я тоже соскучилась по подружкам. Машка – рыженькая зеленоглазая хохотушка–аспирантка соседней кафедры, любимица студентов. Они обожают ее за отзывчивость и безотказность в любом вопросе.
Ксюшка – сероглазая девушка с толстой русой косой до попы, с предыдущего учебного года пополнила ряды преподавателей. Старается быть строгой, но студенты ее быстро раскусили и постоянно провоцируют на лекциях поговорить "за жизнь". Тем не менее ее предмет любимый, а успеваемость студентов высокая на зависть коллегам.
После порции няшек Маша и Ксюша, наконец, угомонились, усадили нас на почетные места за стол, который в учебное время служит рабочим местом преподавателей, а сейчас превратился в почти домашний кухонный с угощениями. Из шкафчика появились две дополнительные кружки, а торт чудным образом мгновенно оказался разрезанным на идеальные треугольники и разложен по блюдцам.
– Ну, рассказывай!
Обе подружки как по команде подперли кулачками головы и уставились на меня в ожидании.
– Да что рассказывать–то? – скромно потупив глаза, отламываю ложечкой острый кончик тортика.
– А то нечего? – с подозрением щурится Машка.
Пожимаю плечами, прячу улыбку. За последнее время столько всего произошло, что хочется вывалить девочкам все одним махом, выслушать кучу советов и мнений с использованием не только родного русского, но рядом дочка. Нужно держать себя в руках.
– Маришка, а ты чего не в садике? Тоже с мамой в отпуске? – это Ксюха почуяла, что мне есть что рассказать.
– Мама завтра идет работать, поэтому сегодня мы хотим устать друг от друга, чтобы потом не скучать.
– А–а–а. О–о–о! На работу? Лен, сюда, что ли? Так отпуск еще не закончился.
– Или так соскучилась, что невмоготу стало?
– Учти, мы тут со скуки дохнем. Лето. Нет никого.
– Сюда, девочки, я, возможно, не вернусь. Сейчас написала заявление до сентября без содержания, а завтра выхожу на испытательный срок в одну большую компанию.
– Как? Ты нас одних тут оставишь?
– Оставлю, – каюсь. – Жалко очень, но там зарплата ого–го, условия хорошие, может, что с ипотекой получится.
– А как же твой банкир?
Вращаю глазами на сидящую рядом дочку. Не для ее ушей разговор.
– Маришка, хочешь еще тортика? – участливо спрашивает Ксюшка.
– Неа. Не лезет больше, – мотает та головенкой, отодвигая пустое блюдце.
– Рисовать пойдешь? Я тебе раскраски напечатаю, хочешь? Из любой сказки могу.
– Из любой? – азартно засверкали синие глазенки.
– Конечно. Говори название. "Русалочку" хочешь? "Машу и медведя" или что у вас сейчас самое популярное?
Ксюша пересела за стол с монитором, пошевелила мышкой, активировав экран. Приготовилась вбить в поисковую строку браузера любую прихоть Маринки.
– Неа, «Русалочку» не хочу. Та–ак, – дочь закатила глазенки к потолку, прижав указательный пальчик к подбородку, – хочу… хочу… «Красавицу и чудовище»!
Кто бы сомневался.
– Момент.
Вдвоем они навыбирали в интернете самые удачные картинки, и вскоре принтер мягко крякнул и выдал Марине листов двадцать раскрасок на любой вкус.
Счастливому ребенку выделили отдельный стол, насобирали со всех органайзеров цветных карандашей, маркеров, ручек.
– Мариш, – говорю дочери, – посиди здесь, порисуй, хорошо? А мы с тетей Машей и тетей Ксюшей посекретничаем. Ладно?
– У вас тоже тайное общество?
– Тайное–претайное!
– Без меня?
– Увы. Тайное общество с тетей Машей и тетей Ксюшей было создано задолго до твоего рождения.
– Ну ла–адно. Мне и без вас есть чем заняться, – Марина придвинула листы ближе.
– Ути какая деловая колбаса! – умилилась Машка.
Я со спокойной душой вернулась на свое место, приготовившись поделиться последними новостями.
– Так что там с твоим банкиром? – снова насели на меня девчонки.
– С Веней все сложно…
– А бабуля сказала, – как бы между делом раздалось с Маринкиного уголка, – что твой Веник сказочный долбо…
Мы втроем как по команде обернулись на ребенка. Марина сосредоченно вспоминает слово, каким наградила бабуля моего жениха. С ужасом думаю, что то слово, какое я представила, а судя по выражениям лиц моих подруг – и они тоже, бабуля внучке сказать не могла. Или могла?
