Затем началась служба. Это была не черная месса
[5]
, как ожидал Стрэтмор, а страшная смесь язычества и поношения христианства, зловещая и циничная. Мэйс произносил ее то по-латыни, то по-французски, а затем переходил на английский. Голос его то возвышался, о понижался до шепота, делая обстановку еще более таинственной.
Запах благовоний усиливался, и Люсьен почувствовал удивительную легкость. Он понял, что среди горевших трав были наркотики, по-видимому, белладонна и белена. Эта смесь делала человека восприимчивым, способным верить в любые чудеса и грезить наяву. Люсьен постарался сосредоточиться, чтобы не потерять способность анализировать происходящее. Богохульство ему всегда было отвратительно.
Наконец действо достигло кульминационного момента, и Мэйс воскликнул:
— Ты стал одним из нас!
Затем он погрузил пальцы в черную чашу и окропил Стрэтмора жидкостью со смешанным запахом серы и спирта, видимо, пародируя крещение.
— В братство «Геллионов» вступил новообращенный. Да будет имя ему Люцифер!
— Приветствую тебя, Люцифер! — дружно откликнулся хор «монахов».
Мэйс повернулся к алтарю и бросил в огонь пригоршню порошка. В одно мгновение фиолетовое пламя рванулось к потолку, а облака дыма стали расплываться во все стороны. Только над самым алтарем дым сгустился и приобрел пугающие очертания. Казалось, сам дьявол явился на зов. Атмосфера в капелле стала напряженной.
Мэйс воздел руки к небу и выкрикнул кабалистическое заклинание. Фигура дьявола начала таять в воздухе, а напряжение постепенно спадать. Стрэтмор отметил про себя, что спектакль с явлением дьявола был организован превосходно. Это, конечно, было делом рук Мэйса, который тратил свой талант не только на непристойные механические игрушки. Сам Люсьен, затратив совсем немного времени, смог бы повторить этот опыт. Мэйс опустил руки, возбужденный блеск глаз погас.
— Пойдемте, братья! Приступим к празднеству.
Один из монахов откинул черное покрывало, которое скрывало проход в банкетный зал. Торжественная атмосфера мгновенно сменилась веселым гулом голосов. Все присутствующие устремились в зал и расположились на кушетках, выполненных в стиле древних римлян, вдоль стен.
Лорд Мэйс заметил неуверенность Люсьена и жестом пригласил последовать за собой в дальний конец комнаты.
— Присаживайтесь рядом, Люцифер, — сказал он, располагаясь на своей кушетке. — Что скажете о службе?
— Весьма впечатляет, — искренне ответил Стрэтмор, откинувшись на кожаные подушки. — Служба совсем не похожа на примитивное прославление дьявола в Клубе адского огня. Нужно обладать огромной эрудицией, чтобы так искусно соединить классические, христианские и языческие обычаи.
— Я знал, что вы оцените всю глубину происходящего. Далеко не все члены нашего Клуба достаточно образованы, чтобы понять все, что здесь происходит.
Глаза Мэйса блестели от удовольствия.
— Конечно, мы обязаны отдать должное дьяволу, — продолжал он, — но сатанизм слишком банален. Это то же христианство, только перевернутое с ног на голову. Гораздо увлекательнее изобрести собственную религию.
Маис с увлечением рассказывал Стрэтмору о своих изысканиях в этой области, когда в зал впорхнули девушки, одетые в прозрачный шелк, который отнюдь не скрывал их прелестей. Скрытыми были только их лица — на девушках были маски из птичьих перьев.
— Сегодня у нас турецкая тема, — сообщил Нанфилд, расположившийся по другую сторону от Люсьена. — Я-то предпочитаю девиц, изображающих монашек. Но наша братия требует разнообразия.
Он подозвал одну из женщин, которая несла кувшин. Красотка поспешила к ним и начала разливать вино в бокалы. Ее пышный бюст колыхался под прозрачной туникой.
— Ну что за прелесть, — с этими словами лорд Мэйс похлопал девицу по аппетитным ягодицам. В ответ она издала страстный стон и припала к руке лорда.
— Девиц отбирает Родрик, а вкус у него отменный, — заметил Маис.
— И все они профессионалки? — спросил Стрэтмор. Тот факт, что всем этим мероприятием ведал Родрик, его не удивил.
— Большинство, но далеко не все, — Мэйс похотливо улыбнулся. — Здесь бывают дамы из высшего общества, те самые, которых можно встретить на приеме у королевы. Вот почему они все в масках. Если бы у вас была сестра или жена, как знать, не встретили бы вы их здесь.
— Жуткая идея, — ответил Люсьен, стараясь сдержать охватившее его отвращение. — К счастью, я одинок.
Мэйс поднял свой бокал.
— Пью за разврат, — лорд с вызовом посмотрел на окружающих и выпил вино залпом. Люсьен последовал его примеру. — Когда-то в Риме…
К ним подошла еще одна девушка. Она принесла поднос с дымящимися колбасками, по форме напоминающими фаллос. Люсьен взял одну и откусил кусочек. Чего не сделаешь на благо Родины!
Праздник быстро превратился в современный вариант римской оргии. Вся пища, которая подавалась к столу, была выполнена в формах, имитирующих половые органы. Вино лилось рекой.
Девицы постепенно перекочевывали на кушетки. Некоторые, как Нанфилд со своей пышногрудой брюнеткой, занялись любовью прямо здесь же. Другие, пошатываясь и опираясь на своих дам, удалились в отдельные кабинеты. Как только Мэйс скрылся с одной из девиц, Стрэтмор выскользнул в сад. Он не мог оставаться в этой отравленной атмосфере больше ни одной минуты.
Холодный ночной воздух освежил его, хотя опьянение еще давало себя знать. Гонки с Май-сом — кто больше выпьет — могли выбить из седла кого угодно. Стрэтмор шел по дорожкам, освещенным лунным светом, автоматически запоминая все пути, ведущие к замку. В дальнейшем это могло пригодиться. По каменной лестнице он поднялся на крепостную стену и обнаружил, что замок вовсе не был расположен на острове. Он стоял на холме, под которым в лунном свете серебрилась река. Там они переправлялись на лодках. Замок был построен еще во времена норманов и переделан «Геллионами» под свою обитель.
Сады вокруг замка можно было бы назвать прекрасными, если бы не обилие непристойных скульптур, которые Люсьену изрядно надоели.
Свернув на боковую дорожку, он буквально уткнулся носом в мраморные ягодицы Венеры, нагнувшейся, чтобы вынуть колючку из ноги. Статуя была установлена посреди дорожки, и каждый, кто проходил по ней в первый раз, неизбежно наталкивался на нее.
Вскоре Стрэтмор обнаружил, что не один он нашел спасение в ночной прохладе сада. Возле скульптуры, изображающей Зевса, насилующего Леду в образе лебедя, он встретил лорда Айвса.
— Можете считать меня пуританином, — сказал Люсьен, обращаясь к молодому лорду, — но не могу представить, чтобы меня могла возбудить лебедушка. Конечно, если бы я сам не был лебедем.
Айвс рассмеялся.
