— Сеньор, я был не слишком голоден.
— Ну да… — де Лара прижал его спиной к стене. — Стойте здесь. Не вздумайте уйти.
Он спустился на несколько ступенек, а потом до Хасинто донесся окрик:
— Ордоньо!
Быстрые гулкие шаги, звонкий голос:
— Слушаю, дон Иньиго.
Демоны ада! Как жаль, что распроклятый паж не успел уйти далеко!
— Отведи Хасинто на кухню, пусть чего-нибудь съест. А станет отказываться — накорми силой.
— Конечно, сеньор.
Унизительно до отвращения! Да только он не в том положении, чтобы возражать.
Когда Ордоньо приблизился, Хасинто отлепился от стены: не хватало еще, чтобы паж тащил до кухни, будто немощного.
Стоило отдалиться от Иньиго Рамиреса, и недруг с насмешкой бросил:
— Что это вы такой хилый? Тренируйтесь больше, а то оружие сеньора удержать не сможете.
— Умолкни!
Доведя Хасинто до кухни, паж противно ухмыльнулся.
— Дальше сами справитесь? Или мне правда накормить вас?
— Ступай прочь, — процедил Хасинто. — У тебя же еще остались дела? Вот и выполняй их.
— Как скажете, эскудеро, — пропел Ордоньо и, с издевкой поклонившись, ушел.
Ох, врезать бы ему по роже! Так, чтобы все зубы повыбить! Не сегодня, конечно. Сегодня он и зайца не пришибет, что уж говорить о своем ровеснике. Пока лучше выбросить его из головы.
Кухонная служанка Рената ласково улыбнулась, сверкнула черными как угли глазами и дала Хасинто бараньи ребрышки, все еще теплые, хамон и ржаную лепешку. Вкуса он даже не почувствовал, но чрево отозвалось: сперва болью и урчанием, а потом сытой тяжестью.
Когда он добрался до опочивальни, то стянул сапоги и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Тут же закачало на волнах, а потом погрузило во тьму, в которой не было сновидений.
* * *
Хасинто в седьмой раз поражал щит и в седьмой раз уворачивался от мешка с землей, кружащего вокруг столба после каждого удара. Хорошо, что сеньор начал тренировку именно с этого. Конные занятия с копьем или пикой Хасинто всегда удавались. Так пусть де Лара видит: новый эскудеро вовсе не такой слабак, каким мог показаться вчера. И пусть это видит гад-Ордоньо — он и еще два пажа стоят за оградой и наблюдают за тренировкой.
— Довольно! — сказал де Лара. — Молодец. Ни разу не промахнулся. Теперь посмотрю, как у вас с мечом. Диего, головы давай!
Юноша с готовностью подхватил необожженные грубо слепленные горшки и пристроил на столбы, торчащие по окружности площадки. Затем забрал у Хасинто копье и, ободряюще подмигнув, подал меч. И почему вчера дружелюбный Диего так раздражал? Хотя дивиться нечему. Просто сам Хасинто давеча был совсем не в духе, только и всего. Он, конечно, и сегодня далеко не счастлив, но хотя бы выспался.
Диего поправил парочку горшков и ушел за ограждение.
— Начинайте! — велел сеньор.
Лишь бы не опозориться. С мечом Хасинто управлялся чуть хуже, чем с копьем. Но что если бы это было настоящее сражение, и вместо глиняных голов перед ним находились вражьи? Сарацины не станут спрашивать, насколько хорош он в бою.
— Спасайтесь, мавры, — шепнул Хасинто. — Давай, Валеросо, не подведи.
Пришпорив коня, он бросился в битву.
Замах меча. Руку расслабить и — удар! Первый враг повержен. Пал с рассеченной башкой. Второй тоже. Третий — мимо. Вот пакость! Четвертый, пятый — есть! Шестой увернулся: сброшен со столба, разбит, но не мечом. Не считается.
Еще два промаха. Еще два попадания. Все. Головы закончились.
Неплохо, но можно и лучше.
— Неплохо, но можно лучше. — Надо же, сеньор слово в слово повторил его мысли! — Иногда вы слишком стараетесь посильнее ударить. Из-за этого плечо, рука напряжены, а бьете слабее. Горшки, конечно, разрубаете, но если перед вами будет воин в хорошем шлеме… Промахи, к слову, тоже из-за этого. Ладно, Гарсиас, слезай.
Хасинто спрыгнул с Валеросо и привязал его с другой стороны от плетня.
— Вот, возьми, — де Лара указал на лежащие у ограждения палки и плетеные щиты. — Диего, и ты.
— Дон Иньиго, а может, мы на мечах сразу? Друг с другом? — в голосе юноши проскользнули молящие нотки, а брови сложились домиком. — Мы можем…
— К столбам! — велел сеньор и оглянулся на пажей. — Вы, юноши, тоже.
Хасинто, Диего и остальные взяли щиты, палки, встали каждый напротив своего столба-врага. Конечно, поединок друг с другом был бы интересней. Хотя лучше уж тяжеленная палка в твердой руке, чем меч, выскальзывающий из пальцев, как вчера.
— К бою!
Хасинто вызвал в себе боевую ярость и напал на столб. Рубил его палкой. Отходил, закрываясь щитом, снова набрасывался. Так, словно это и впрямь враг. Если думать иначе, то пользы от упражнения будет мало.
Сеньор тренировал их с Диего почти каждое утро. Зачастую к занятиям присоединялись пажи. Смешливый Сантьяго и не по годам спокойный, рассудительный Фабрицио оказались замечательными юношами. Чего, конечно, нельзя сказать о нахальном Ордоньо. Когда сеньор ставил его против Хасинто, паж с таким зверским видом размахивал палкой, словно хотел не просто победить, а убить. Благо, ему редко удавалось первое и не удавалось второе.
По-прежнему неясно, за что Ордоньо так его ненавидит. А еще, кажется, считает, будто он недостоин быть эскудеро Иньиго Рамиреса. Глупец! Что бы он понимал! Да Хасинто будет лучшим оруженосцем! Приложит для этого все усилия. Он и сейчас тренируется чаще и дольше других. Он станет незаменимым! Приняв же рыцарское посвящение, постарается остаться рядом, сделаться близким вассалом Иньиго де Лара. Как отец. А потом… потом, покрыв себя славой, уйдет к рыцарям-храмовником. Чтобы они ему радовались, а не относились, как к обычному послушнику.
Пока это лишь мечты, но рано или поздно они станут явью.
Несколько раз сеньор вывозил его и Диего на озеро, где заставлял плавать. В том числе и в доспехах — старых, покрытых ржой. Дважды брал Хасинто на охоту. На второй раз даже позволил один на один сойтись с вепрем, задерживаемым собаками.
Тот день незабываем! Стоит о нем подумать, и воспоминания захлестывают с головой. Кажется, будто все было даже не вчера — сегодня.
Выходя с тяжелым копьем против разъяренного зверя, Хасинто не мог сдержать волнения, но при этом был очень осторожен. Следил, чтобы вепрь не бросился под ноги или не ринулся с другой стороны. Не позволив сбить себя и вспороть клыками, Хасинто вонзил в него копье. Оно вошло в звериную плоть с треском и чавканьем. Хлынула кровь, но кабан не умер: все еще напирал, сам себя насаживая на древко. Руки дрожали от напряжения. Казалось, еще чуть-чуть, и Хасинто опустит копье, не выдержит напора тяжеленной туши. Пусть это ничем не грозило — вепрь почти повержен, рыцари его добьют. Но лучше самому дождаться, когда зверь испустит дух. Из груди вырывались хрипы, в подреберье кололо, а кабан все не подыхал. Хасинто зарычал, сделал еще одно усилие и — насадил зверя по самую перекладину. Тот завалился набок. Повержен! Какое блаженство наконец-то опустить руки и выпустить копье! Еще большая радость — видеть одобрение рыцарей и сеньора. Дон Иньиго довольно засмеялся, хлопнул его по плечу и сказал: «Славная добыча, Чинто».
