— И еще, — продолжил де Лара. — Запомните: никогда и ничего не делайте без позволения, если на то нет нужды. Диего замечательный наездник… Я же не раз сетовал, что конь этот неукротим, как ураган — так и думаю его назвать, кстати. Вот Диего и вздумал угодить мне, а заодно покрыть себя славой. К чему это привело, сами видите, — он указал на искалеченные кусты, ограды и, нахмурившись, пробормотал: — Благо хоть сам мальчик цел остался… Не повторяй его ошибок.
На следующий день Хасинто не выдержал, рассказал другу о выходке Ордоньо и посетовал:
— В толк не возьму, чем я ему не угодил. Что ли рожа моя ему не нравится?
— Скорее твое положение при сеньоре. Он самый старший из пажей. Он даже старше меня. А все еще не эскудеро. Вот и злится. На меня тоже злился, но не так сильно. Клеветать по крайней мере не пробовал. Хотя это понятно… Мы с ним воспитывались вместе. А ты только приехал — и сразу оруженосец.
— Значит, в этом дело…
— Ага. Думаю, так. Но не волнуйся: позлится, привыкнет и перестанет.
— Хорошо бы. А на тебя-то вчера что нашло?
— Дурость, — он усмехнулся распухшими губами и с неохотой пояснил: — Дон Иньиго мне сказал как-то, что наездник я даже ему на зависть. И, мол, нужно меня отправить это… лошадей укрощать. Смеясь сказал. А я все равно… — он махнул рукой. — Да ладно, что теперь говорить!
Все же молодец Диего, что оправдываться не стал, а признал ошибку, как есть.
— Не огорчайся, — Хасинто ободряюще потрепал товарища по плечу. — Всякое бывает…
— Да я не огорчаюсь! Хорошо хоть зверюга этот меня зубищами за шоссы не потаскал. То-то бы позор был!
Охота на кабана, приключение Диего и ссора с Ордоньо оказались единственными памятными событиями за месяц. Остальные дни протекали размеренно: утреня, тренировки до полудня, работа, вечерня, прислуживание за трапезой.
А потом с сеньором случилось что-то непонятное. Таким Хасинто его еще не видел.
С утра он и Диего поджидали дона Иньиго неподалеку от замка: он говорил, что в этот день с ними позанимается. Когда де Лара показался, они шагнули ему навстречу, но сеньор грубо оттолкнул и его, и Диего.
— Прочь! — прорычал он и ушел куда-то в сторону часовни.
Когда де Лара отдалился, товарищ пробормотал:
— О нет… Только бы не как в прошлый раз…
— А что было в прошлый раз?
— Да то и было: сначала ходил мрачнее тучи, потом уехал. С Гонсало и некоторыми кабальерос. А вернулся еще мрачнее, даже в пиршественный зал не выходил. Да вообще никуда не выходил! Так и сидел в опочивальне. Только и приказывал, что еду принести или вино. И упаси Господь о чем-нибудь его спросить! Рычит! А если еще переспросить осмелишься, так вовсе… ну… это… — он указал на свое лицо.
— Но почему?
— А я знаю? Догадываюсь только… Наверное, все из-за той беды…
— Какой беды?
— Ох, не здесь, — вздохнул Диего. — Идем… не знаю… на площадку. Раз сеньор не в духе, сами потренируемся. Там и расскажу.
Глава 4
Они еще не дошли до площадки, а Хасинто уже не выдержал:
— Ну? Так что за беда?
— Любопытный ты, однако.
В черных глазах засверкал, заискрился смех. Ох, как не вовремя Диего решил поддразнить! Ведь под «бедой» могла подразумеваться смерть Мариты.
— Я думал побольше узнать о сеньоре, ибо мне еще не один год ему служить. Потому и спросил. Если ты счел это за праздное любопытство…
— Да ладно, не обижайся. Я пошутил. Ну так вот… Беда эта… Нет, давай все же не на ходу. Сначала дойдем, — он махнул рукой и умолк.
Жаль. Хасинто может сколько угодно изнывать от нетерпения, но нельзя снова торопить приятеля с ответом, иначе тот воспримет это, как недостойную навязчивость, и будет прав.
Лишь когда они оказались на месте, Диего повернулся лицом к Хасинто, прислонился к плетню и заговорил:
— Донью нашу, сеньору де Лара, убили. Где-то год назад. Вот в чем беда.
— К-как… убили…
В глазах помутилось, голова пошла кругом. Он даже покачнулся, словно Диего его толкнул. Убили… Как такое могло случиться? Кто осмелился покуситься на жизнь доньи? Здесь, во владениях рико омбре? Это невозможно, просто невозможно!
Малость придя в себя, Хасинто переспросил:
— Как такое могло случиться?
— А вот так! Сеньор тогда на войне был, а донья Мария в это время к отцу своему поехала. Чтобы показать ему внука… ну, сына дона Иньиго.
— У них что… дитё народилось?
— Ну да. А что тебя удивляет?
Что удивляет? Да все! Мариту убили. Ребенка, видать, тоже. Он много чего предполагал: и что при родах она умерла, или от болезни какой скончалась, или по случайности. Мало ли, конь взбесился и сбросил, или с лестницы упала. Но убили?! И вот еще что странно: матушка Хасинто не могла ну совсем ничего не ведать о случившемся. Так почему не рассказала, когда он из монастыря вернулся? Разве не должен был он заранее узнать о своем будущем господине все, что можно? А она взяла и смолчала… Неужто думала, будто он до сих пор дите неразумное, бесправное, которому и вовсе ни о чем знать не положено?!
Тут еще и Диего добавил:
— Наверное, твой замок далеко отсюда? Раз ты ничего этого не ведал…
— Я знал только, что донья… Мария умерла. — И то узнал не от матушки, а от сеньора! — Больше ничего… Ни про сына… Ни про то, как это случилось.
— Ясно. Ну так она к отцу своему отправилась. Проезжала близко к землям, которые бывшему вассалу дона Иньиго принадлежали. А он ее возьми и заметь! Вообще-то, как я понял, пленить хотел, выкуп запросить, заложницей сделать. Да чего-то не рассчитал. Она и погибла.
Марита… Как же ей, наверное, было страшно! Такая нежная, такая прекрасно-хрупкая… Марита, бедная Марита…
— Как… как ее убили?
— Ну откуда мне знать? Или, думаешь, сеньор все мне рассказывает? Вот что слышал — там и сям, краем уха, — тем и поделился.
— А сын? И его убили?
— А-а-а… вот в том и дело, что непонятно, — Диего помолчал и, прищурившись, заговорил снова: — Не нашли его. Ни тела, ни могилы. А почти всех рыцарей, что сеньору сопровождали, перебили. А того, который весть принес, еще до начала боя к замку за подмогой отправили. Преступники же — ну, вассал тот бывший и его люди, — ни в чем не признавались. Мол, дитя не видели, ничего о нем не знают. Потом, конечно, когда пытали их — не самого идальго, а его кабальерос-вилланос, — те вроде как сознались: некая служанка с дитем ускользнула. Но это не точно. Так, слухи… А как оно на самом деле было, не ведаю. Сам понимаешь: сеньор молчит, его рыцари тоже. Может, и сами не знают. Вот кому все известно, так это Гонсало, но этот помалкивает, потому что дон Иньиго, видать, так приказал…
