Хасинто опешил, голова пошла кругом.
Он все знает! Знает о его позоре! Все слышал… слышал… Отрицать невозможно.
Значит, нужно хотя бы не показать, как растерян, унижен и разбит.
— И что? Хочешь пожаловаться сеньору? Он и так знает.
— Могу рассказать другим.
— А потом объяснишь дону Иньиго, откуда поползли сплетни? Или нет? Я-то в любом случае найду способ намекнуть, кто в них виновен.
— Сукин сын! — выкрикнул Ордоньо. — Ничтожество!
Нет уж, таких оскорблений Хасинто терпеть не станет!
Он всем телом навалился на пажа и прижал его к одной из могил — главное, не к Маритиной.
— Чего ты ко мне пристал?! Что я тебе сделал?! Завидуешь, да? Завидуешь, что я оруженосец, а ты нет?!
— Незаслуженно оруженосец! Кто ты?! Вот кто? Мальчишка из монастыря! И вместо того, чтобы на коленях благодарить сеньора за честь, осмелился его оскорбить! Он добрый, он простил! А теперь ты стараешься всех превзойти! Я ведь вижу! Тренируешься, как безумный, пытаешься услужить. И весь такой скромный… смиренный. Но я-то знаю! Не из верности все это! Из гордыни. Да! Пригрел наш дон Иньиго змею на груди!
Врезать бы ему, да руки ослабли. Дрожат. Дыхание неровное, прерывистое. Сложно спорить с… правдой? Наверное, он и впрямь помышляет о собственной славе, а не о добре для сеньора. Но тогда почему так за него волнуется?
— Чтоб тебя демоны сожрали! — прохрипел Хасинто.
Напоследок он ударил гада лопатками о надгробие и бросился к выходу с погоста.
* * *
При свете трех ламп Хасинто осторожно переворачивал хрустящие страницы рукописи, лежащей на подставке. Наконец-то нашлось время для чтения! Тем более из «Науки любви» он до этого слышал и читал лишь отрывки.
Как назло, именно сейчас, когда он увлекся книгой, затрубили рога, раздались крики, шум. Ну почему так не вовремя? Пойти, что ли, глянуть, что стряслось? Или постараться не обращать внимания? Нет, нельзя… Он же эскудеро. А вдруг что недоброе творится? Тогда его долг помочь рыцарям.
Где-то глубоко в душе толкнулась робкая, пугливая догадка: а может, дон Иньиго вернулся? Нет, лучше об этом не думать, даже не допускать такой мысли. Нет ничего неприятнее обманутых ожиданий.
Хасинто опоясался мечом и бросился за дверь.
На лестнице чуть не врезался в спину Диего. Приятель обернулся, его лицо было растерянным, если не сказать испуганным.
— Что случилось? — спросил Хасинто.
— А я знаю? Я вообще спал! Вот, услышал… проснулся… Идем. Там все и узнаем. Меч с тобой?
— Конечно.
Они след в след сбежали вниз и не вышли — вырвались! — из замка.
После лестницы и коридора, пусть слабо, а все-таки освещенных, глаза не сразу привыкли к ночи. Но вдали, у ворот, мерцали факельные огоньки. Мгновениями позже удалось различить человеческие и лошадиные силуэты. С той же стороны доносились голоса. Диего и Хасинто побежали на звуки и свет, тут-то до ушей и долетел тонкий, пронзительный выкрик сеньоры Беренгарии:
— Дон Иньиго! Слава Господу!
Сеньор вернулся?! Значит, робкая мысль оказалась правдой! От неожиданности Хасинто замер, повернулся к Диего и — столкнулся с ним взглядом. На лице юноши расплывалась улыбка, сначала несмелая, потом все более уверенная. Уголки губ Хасинто тоже дрогнули и поползли вверх. Кажется, он и Диего поняли друг друга без слов. Одновременно хохотнули тревожно-веселым смехом и понеслись дальше.
Радость схлынула, стоило услышать слова дона Иньиго, произнесенные усталым, раздраженным, как будто больным голосом:
— Вот наконец и эскудерос… Вы, однако, не торопились.
Хасинто и Диего снова переглянулись. Лицо юноши изрядно помрачнело, как, наверное, и его собственное.
— Так и будете любоваться друг другом? Или кто-то из вас все же соизволит забрать Эстреллу?
Диего метнулся к кобыле и повел ее на конюшню.
— Чинто, а ты на кухню. Живо! Пусть подают трапезу.
Хасинто вознамерился броситься к замку, а ноги не послушались.
Сеньор! Вернулся! Пусть грубый, непохожий на прежнего себя. Главное, живой!
— Чинто, ты что, заснул?
Нет. Он не заснул. После окрика сразу ринулся на кухню и передал повеление. Когда вернулся, дон Иньиго и воины уже входили в замок.
Какая тягостная трапеза! Хасинто ни разу не доводилось прислуживать посреди столь гнетущего безмолвия. Когда сеньор ел в узком кругу — с домочадцами или двумя-тремя рыцарями, — и то велись беседы. Сейчас же не раздавалось ни привычных баек, ни смеха, ни даже просто разговоров. Только и слышно, как жуют кабальерос, ходят слуги, принося и унося тарелки, гудит огонь в камине.
Хорошо хоть все это быстро закончилось. Дон Иньиго, наскоро уговорив копченую баранину и выпив кубок вина, поднялся, пожелал рыцарям хорошего вечера и покинул залу. Хасинто, привычно освещая дорогу факелом, сопроводил его до опочивальни. У входа сеньор бросил:
— Принесите кувшин вина, и можете быть свободны.
— Да, дон Иньиго, — сказал Хасинто в закрывшуюся перед носом дверь.
У ведущей к погребам лестницы расхаживал Диего, сцепив за спиной руки и смотря в пол. Стоило Хасинто приблизиться, как юноша встрепенулся и вскинул голову.
— Ну? Что? Как там сеньор? — не давая времени для ответа, приятель начал сокрушаться: — Так и знал, я так и знал, что он тебя сюда отправит! Неспроста поджидал. Вино велел принести, да? Ясно, вино, иначе зачем бы ты сюда пришел? Ох, плохо дело… — Диего покачал головой, повздыхал, а затем, словно смиряясь с неизбежным, махнул рукой. — Ладно, идем. Помогу выбрать, что нужно.
Освещая путь, они спустились к тяжелой, обитой железом двери. Старый тощий слуга, похрапывающий под ней, тут же проснулся и без лишних вопросов отпер замок. Лязгнул, отодвигаясь, засов, застенали петли, заметались летучие мыши, зашуршали крыльями. Чуть с ног не сбили, дьявольские отродья! Когда они разлетелись, Хасинто вслед за приятелем ступил внутрь.
Еще одна лестница, очень крутая и узкая, а потом, наконец, сам погреб. Здесь, как и во всех погребах, оказалось холодно и сыро. Густой, словно застывший воздух пах прелью, старым деревом и крысиным пометом. У стен лежали бочки, стояли ящики и узкогорлые кувшины. Почти все покрыты толстым слоем пыли, обвешаны паутиной.
Диего окинул все это быстрым взглядом, затем указал на большой пузатый сосуд.
— Вот этот бери. Лучше с запасом, чем если он посреди ночи кого-нибудь за еще одним отправит.
— А какое там вино? Сеньору оно нравится?
— Пф-ф! Поверь, сейчас ему все равно. По крайней мере, в оба предыдущих раза так было.
— Ладно.
