Он обогнул незадачливого конюха, открыл двери конюшни и вошел. Тут же обдало влажным теплом, а в нос ударили запахи свежего сена и навоза. В конюшне родного замка стояли такие же. Совсем не те, что в огромном монастырском хлеву, где лошади и коровы, козы и свиньи мирно соседствовали друг с другом.
Как только глаза привыкли к свету единственной масляной лампы, подвешенной на вбитом в стену крюке, Хасинто отвел жеребца в одно из пустующих стойл. Больше ничего не успел сделать: скрипнула и хлопнула дверь, глухо застучали копыта, зашелестели шаги — явился конюх со своей «бесихой». Не обращая внимания на Хасинто, он расседлал ее и принялся чистить. Можно было окликнуть мужчину, но тот как раз оглянулся и бросил через плечо:
— Что привело вас в земли Лара?
— Мне нужен твой сеньор, — Хасинто думал сказать это властным тоном, а получилось, что протараторил. Вот проклятье!
— Мой? Так это вам в Леон надо.
Мужчина наконец закончил с кобылой, завел ее в стойло, а вернувшись, встал в двух шагах от Хасинто.
— В столицу вам нужно, — повторил он.
В его взгляде не иначе как усмешка сверкнула. Впору бы возмутиться, но лучше выяснить как можно больше.
— То есть как? Когда же он вернется?
— А куда ему возвращаться? — Незнакомец широко улыбнулся. — Мой сеньор и так в своих владениях.
Язык чесался осадить дерзкого конюха, вот только прежней уверенности в том, что перед ним конюх, не было: в поведении мужчины чувствовался какой-то подвох. Пришлось напомнить себе, что терпение и скромность — добродетели.
— Я Хасинто Гарсиас де Варгас, вассал сеньора де Лара, — в этот раз голос получился таким, каким надо: твердым, но доброжелательным. — Дон Иньиго меня ждет.
— Верно. Я и есть дон Иньиго, и я вас ждал. Правда, немного позже. Дней этак через пять.
Хасинто торопливо поклонился, приветствуя сеньора, а потом его бросило в жар. Пожалуй, так жарко не было, даже когда он ехал под душным предгрозовым небом. И почему он из-за любой ерунды краснеет? Подумаешь — сеньора не узнал! Он и не мог: слишком давно его видел, в детстве. Приехал раньше времени? Да после того, как услышал, чьим оруженосцем станет, просто невозможно было оставаться в родном замке. Мучиться бессильной злобой, сплетенной с гордостью и робкой надеждой заполучить чужую жену. Потому отправился в путь уже на третий день после возвращения из монастыря. Матушка, конечно, возражала: хотела подольше побыть с сыном, говорила, что соскучилась. Хасинто не послушал, и она смирилась. Нежная, добрая, милосердная матушка всегда со всем смирялась. Несомненно, ей уготовано место на небесах. В отличие от него, пренебрегшего материнской просьбой и тем самым презрев сыновний долг…
Сожаления быстро промелькнули в голове и улетучились. Куда больше его сейчас занимал де Лара — если это правда он. Нарисованный в мыслях облик никак не вязался с настоящим. Вместо тучного рыцаря в богатых одеждах и с выпирающим брюхом — осанистый, вовсе не старый мужчина. Под прилипшей к телу туникой угадываются мышцы, о каких Хасинто остается только мечтать. Лицо скуластое, нос с горбинкой, в черных волосах серебрятся только две седые прядки. Что хуже всего, они его даже не портят! Но, может, при свете дня седины окажется больше, чем при отсветах тусклой лампы?
И все же: если это правда Иньиго Рамирес, то почему на нем некрашеная камиза, поношенные бурые шоссы
[7], домашняя шапка да поцарапанные сапоги, подобающие разве что прислуге? Оружия на поясе нет… Так может, это все-таки конюх, решивший изобразить господина?
Сеньор-конюх, судя по всему, заметил сомнения Хасинто и опустил взгляд на свои ноги.
— Ах, это… — пробормотал он и вскинул голову. — Ясно, почему вы приняли меня за… кого-то другого. Надеюсь, вы простите, что я сразу не представился. Еще я мог бы извиниться за свой вид… если бы мне было за него стыдно — Он улыбнулся. — А вот я узнал вас почти сразу. Хоть вы сильно изменились, зато стали диво как похожи на своего отца, царствие ему небесное. Вам говорили об этом?
— Только матушка, — буркнул Хасинто.
Если сеньор не врет, утверждая, что сразу узнал будущего оруженосца, то к чему была его игра? Наверное, он просто глумился, проклятый Иньиго! Как бы то ни было, а нужно что-то сказать, ибо де Лара смотрит выжидающе.
— Я приехал, потому что…
— Знаю, не объясняйте. Вы здесь, потому что я позвал.
Его снисходительный тон раздражал и унижал! Таким голосом говорят с неразумными детьми. Таким голосом говорила матушка, когда Хасинто умудрялся измазать праздничную одежду.
Де Лара продолжил:
— Церемония пройдет через день, в часовне. Сейчас же вы мой гость, и я предлагаю вам отдохнуть и поужинать. Должно быть, вы устали с дороги и проголодались.
— Я не голоден. И не устал.
— Хорошо. Ваша выдержка пригодится вам в походах. Но сейчас она не повод оставаться в конюшне, верно? О своем красавце не беспокойтесь. — Он кивнул на Валеросо. — Конюх отправился за другими лошадьми, но скоро вернется и обо всем позаботится.
Возразить было нечего да и не нужно. Хасинто взвалил на плечи вещевые мешки и первым вышел под поутихший дождь. До главной башни добирались в молчании, и это радовало: о чем говорить и как отвечать сеньору, если тот задаст вопрос, Хасинто все равно не знал.
К жилым помещениям вела узкая винтовая лестница — почти такая же, как в родном замке. Да и остальное не особенно отличалось. Все те же длинные коридоры. Пол, устеленный где соломой, а где свежей травой. Те же снующие у стен крысы и свисающие с потолка летучие мыши — разбегаются и разлетаются, стоит посветить факелом.
Де Лара — сам, вот странность! — привел его в маленькую, но вполне приличную комнату, опять же похожую на ту, где Хасинто жил до монастыря. А по сравнению с кельей, которую он делил с другими воспитанникоми, она вовсе выглядела хоромами. Одна стена была закрыта гобеленом с изображением рыцаря, повергающего язычника, возле нее стояла кровать, застеленная серым шерстяным одеялом, у изголовья висело огромное деревянное распятие. Рядом с жаровней у противоположной стены темнела широкая длинная скамья, прикрытая бурой овчиной. К мутному окну жались подставка для чтения и узкий столик, на котором лежали часослов и еще одна книга: обитая зеленым шелком, с изображением дамы и рыцаря.
Овидий «Наука любви».
О, это интересно! Неосознанным движением Хасинто дотронулся до прохладного гладкого переплета, затем провел пальцами по тисненому на обложке рисунку. От этого занятия отвлек сеньор. Он подошел к столу и взял именно эту книгу. Раскрыв ее на середине, нахмурился и пробормотал:
— Вижу, она вас заинтересовала…
