Лекарь умолк. Молчал и де Лара, в задумчивости покусывая губу. Наверное, был недоволен, что Ибрагим не написал, почему стал заложником.
— Сеньор, пленник отказался признать ложь отца. Вообще отказывался писать. Мне пришлось… я позволил ему сказать то, что сам хочет. Иначе…
Дон Иньиго прервал Хасинто взмахом руки.
— Я ни в чем тебя не виню. Наоборот: ты молодец.
— А мне показалось, что вы недовольны…
— Показалось. — Де Лара перевел взгляд на мавра и сказал: — Благодарю. Ты можешь идти.
Врачеватель попятился к выходу, и тут Хасинто вспомнил!
— Нет! Подождите! Ибн Якуб!
На него воззрились сразу две пары изумленных глаз.
— Что такое? — спросил сеньор.
— Пленник… Мы с ним схватились. У него кровь пошла, он перестал двигаться. Потом очнулся, но все равно был странным и…
— Каким именно? — переспросил ибн Якуб.
— Бледным. И чуть-чуть синим. И дрожал. И дышал тяжело.
— А вы его как били?
— Я не бил! Мы дрались. Оба!
— Верю. Но вы свои удары помните? Перед тем, как он сознание потерял?
— Ну, да… Об пол я его ударил. Головой.
— Затылком?
— Да.
— Значит, опять… — протянул ибн Якуб. — Плохо.
Что значит это «опять»? До сих пор Хасинто не встречался с пленником и тем более не дрался с ним. У сеньора слова лекаря тоже вызвали недоумение.
— Ты о чем?
— Господин, у мальчика уже был разбит затылок. В бою. Шлем промялся, вдавился в голову. Еле удалось его снять. Тогда я остановил кровь, наложил повязку…
— У него не было никакой повязки, — отрезал де Лара.
— Нет? Может, он ее снял… глупец. И опять получил по тому же месту. Зачем снял? Господин! Ваш эскудеро прав: лучше проведать мальчика. Если позволите.
— Конечно. Ступай. Он нужен живым и здоровым. И ты, Хасинто, тоже ступай. До завтра можешь быть свободен.
До завтра? Сейчас же только полдень!
Ладно, пусть. Раз он сеньору не нужен, то оседлает Валеросо и проедется по окрестностям. До сих пор на это не было либо времени, либо желания. Сейчас есть и то, и другое. Хотя с куда большим удовольствием он остался бы подле дона Иньиго, несмотря на то, что можно попасть под горячую руку. В таком настроении де Лара мало предсказуем, об этом еще Диего говорил.
Сеньор, слава Господу, лишь несколько дней ходил мрачным. Было слишком много дел — тут уж, видать, не до печали. Да и месть, наверное, улучшила его настроение. Хотя письмо ибн Яхъе он пока не отправил — ждал мавританских посланников, чтобы передать весть через них. Они со дня на день должны были привезти выкуп за других пленных.
При взгляде на спокойного сеньора Хасинто радовался. Губы сами собой расползались в довольной и, кажется, немного глупой улыбке. Хотелось подойти к Иньиго Рамиресу и сказать: «Я счастлив, что вижу вас… таким!»
Перед отъездом из Эстремадуры воины устроили небольшой дружеский турнир.
Замечательно! Среди дней, наполненных заботами и тревогами, не помешает тренировка для рыцарей, наука для оруженосцев и развлечение для зрителей.
Де Лара, идальго Васкес и еще пять воинов сражались на мечах против Алвареса и его людей. Шел последний бой из шести — пеший: прежние были конными. В трех из них отряд сеньора победил, в двух проиграл. Этот — решающий.
Вокруг ристалища стояли и следили за боем знатные кабальерос и дамы. Одна из дев — большеглазая, с крупными черными локонами, — смотрела на дона Иньиго, не отрываясь, а в ее взгляде горело восхищение. Хасинто переполнила гордость, будто он сам сражался на месте Иньиго Рамиреса, а не стоял сбоку от воинов, держа запасной меч.
Дева, однако, знает, кем любоваться! Дон Иньиго — лучший из мужей и великий воин. Неспроста в битве с сарацинами не получил ни единой царапины.
Как он двигается! Быстро, красиво! Удары точны и сильны. Алварес едва успевает прикрыться щитом и отступить. Щит другого противника порублен чуть ли не в крошево, а меч выбит из рук: рыцарь вынужден уйти побежденным.
На шлеме, кольчуге, клинке дона Иньиго играют солнечные лучи. От него будто сияние исходит. Сеньор напоминает изображения героев на гравюрах: тот же строгий профиль и могучие плечи, сурово нахмуренные брови и прямая линия губ.
Отряд де Лары победил! Хасинто издал ликующий крик, заулыбался — и едва не забыл, что он вообще-то оруженосец. Сеньор, конечно, прекрасен, и можно долго смотреть, как он убирает меч в ножны, вытирает пот со лба, чествует противников, но это не повод забывать об обязанностях. Нужно принять его щит и доспехи. Гонсало уже подошел к нему, но один не справится — рук не хватит.
Хасинто бросился к дону Иньиго, поздравил с победой, помог снять кольчугу.
В эту минуту раздался шепот.
— Господин, заложник умер.
Нет, это не шепот — это гром. Хасинто дернулся и обернулся. За его спиной и напротив сеньора стоял ибн Якуб. Теребил ворот, сплетал и расплетал пальцы.
Ибрагим! Умер! Через два дня после того, как написал послание!
Хасинто застыл, выпустил кольчугу из рук, и она с лязгом грохнула наземь.
Он знал, кто виноват в смерти пленника. Хуже всего, что сеньор с врачевателем тоже об этом знали…
Два дня назад он избил мавра — из гнева.
Хотел получить письмо и снискать благодарность сеньора — из гордыни.
Два смертных греха. Вот к чему они привели — Хасинто подвел дона Иньиго.
Главным испытанием должна была стать война. Она закончилась, но беды и неприятности начались.
Хасинто узнал о гибели друга, когда рыцари Леона и Кастильи победили.
После победы начала мучить покалеченная рука, а сеньора поманили ложной надеждой.
Теперь совсем худо: заложник умер. По вине Хасинто.
Непросто будет заслужить прощение дона Иньиго. Еще сложнее — самому себе простить невольное предательство.
Глава 8
Вечером, закончив все дела, Хасинто углубился в расцветающую рощу, сел на землю и прислонился к стволу молодого дуба. Теперь можно было вволю поругать и пожалеть себя, и даже поплакать — никто не видит.
Не видит?! Как бы не так! Зашуршали трава и ветки, над ухом раздался голос:
— Ты собрался ночевать под деревом?
Это сеньор. Почему он здесь? Неужели искал Хасинто? Зачем?!
— Дон Иньиго… нет. Я только немного посижу и вернусь в замок.
Де Лара схватил его за шиворот и вздернул на ноги.
— Хватит дурить, — отчеканил он. — Мой эскудеро не должен… рыдать, если что-то пошло не так.
