Второе важное открытие произошло неожиданно в 1990 году, когда распался Советский Союз, закончилась «советизация» Монголии. Советская армия была выведена из страны. Мир Внутренней Монголии вновь открылся для пришельцев извне. Постепенно люди стали пробираться в запретную зону. Монголы были счастливы, получив долгожданную свободу. Одним из символов освобождения стало для них чествование памяти их великого предка Чингисхана.
Что ж, следует признать исторические факты: монголы не совершили никаких великих научных открытий, не основали новой религии, не создали выдающейся литературы и не дали миру новой системы сельского хозяйства. Их собственные ремесленники не умели ткать, плавить металл и даже выпекать хлеб. Они не изготавливали ни глиняной, ни фарфоровой посуды, не имели ни живописи, ни архитектуры. Но, когда их армии покоряли одну культуру за другой, монголы бережно сохраняли ее достижения и передавали от одной цивилизации к другой.
Единственные сооружения, которые строил Чингисхан, были мосты. Монголы прокатились по материку, как завоеватели, но в то же время стали распространителями науки и культуры. Монголы, которые унаследовали империю Чингисхана, демонстрировали настоящий талант к перемещению товаров и предметов роскоши, но главное — они научились делать из них необыкновенные комбинации, позволяющие улучшить любое из открытий. Каждое ценное само по себе открытие монголы умудрялись улучшать, сочетая его с другим, и получались невероятные комбинации! Так на свет появилась пушка и все виды огнестрельного оружия.
Умение Чингисхана управлять людьми и использовать технические нововведения стало плодом почти сорока лет непрерывной войны. Он не получил, как подарок свыше, свой талант военачальника, умение вселять в людей веру, вести за собой, способность распределять ресурсы и знания на мировом уровне.
Все его уникальные способности и умения пришли постепенно, через постоянные изменения и улучшения, многолетний опыт и трезвый практичный и целеустремленный ум. Причем его путь воина начался задолго до того, как родилось большинство его воинов. В каждой битве он учился чему-то. В каждой схватке он приобретал новых союзников и дополнительные военные умения. В каждом бою он добавлял новые идеи в вечно меняющийся набор тактических, стратегических и боевых приемов. Чингисхан никогда не «повторял» одну и ту же битву дважды.
Здесь следует более подробно остановиться на стратегии ведения боя кочевыми народами. Кочевники-монголы с самого детства учились стрелять, а значит, и сражаться, на скаку. Они воевали с песней, цитируя законы — удивительно! Плюс, как уже было отмечено, отношение к результату боя: для воина-земледельца отступление означало поражение, а погоня за противником — победу. Задача пехотинца всегда заключалась в том, чтобы разрушить строй противника и обратить его в бегство. Кочевники же стремились убить врага. И, выполняя эту задачу, им было совершенно неважно, будет это сделано, когда всадник мчится на врага или когда он от него убегает. Наступать или отступать — для монголов это было одинаково приемлемым способом нанести противнику поражение. Как только им удавалось выманить противника из-за стен крепости, они использовали те же приемы, что и для перегона больших стад. Чаще всего они либо позволяли преследователям растянуться в длинную линию, которая вскоре становилась совершенно беззащитной, либо разделялись на небольшие отряды с тем, чтобы преследователи тоже разделились на меньшие группы, с которыми потом легче было бы справиться. Даже если монголы и вправду отступали, они использовали множество военных хитростей, которые помогали им спастись.
Заслуживает внимания и то, как монголы относились к завоеванным народам: обещали справедливое обращение тем, кто покорится им, но тем, кто окажет сопротивление, клялись нести только смерть и разрушение. Если люди принимали монголов и вели себя, как родичи, предоставляя пищу воинам и коням, те обращались с ними, как с членами семьи, наделенными определенными базовыми правами, и главное — правом на их защиту. Если же местные жители не хотели стать монголам родичами, они становились врагами. Третьего не дано потому, что в те времена договариваться было трудно. Лев Гумилев отмечал, что понятия дипломатической неприкосновенности тогда не существовало. В случае, если посол передавал неприемлемое предложение, его убивали. Иногда за этим следовала война, но не всегда, и рассматривалась она не как воздаяние за преступление, а просто как решение проблемы, о которой не удалось договориться. Поэтому все войны в мире велись варварски.
Ярлыки чаще навешивают те, кто не владеет вопросом на глубинном уровне. Вряд ли поведение норманнов во время их набегов можно назвать более цивилизованным. Да и поведение крестоносцев в Святой земле было далеким от рыцарского. И гораздо позже членов Тевтонского ордена славяне прозвали «псами-рыцарями». Рыцари — псы? Дух рыцарства жил только на турнирах во имя прекрасных дам, не более того.
Гораздо важнее, что на степных просторах нашлось место такому важному понятию, как взаимовыручка. В бою это ценится гораздо выше знаний придворного этикета и включает в себя гарантию, которая давалась боевому товарищу, ставшему жертвой предательства. Если его не могли спасти, то за него следовало отомстить нарушителям закона гостеприимства. Противники монголов на это возражали, что на войне убивают и что обман, ныне называемый дезинформацией, дозволен, что те, кто не участвовал в убийстве посла, не виноваты, а следовательно, не несут за чужой поступок ответственности.
На это монгольское правосознание возражало, что смерть на войне действительно естественна, ибо «за удаль в бою не судят». Более того, самым доблестным противникам, попадавшим в плен, предлагалась не только пощада, но и вступление в ряды монгольского войска с правом на выслугу. К сожалению, любая война предполагает насилие. Оно заложено в самой ее сути, поэтому, стоит ли обвинять Чингисхана и его войско в жестокости при ведении боевых действий? Путь воина не устлан цветами. Он покрыт трупами врагов и тех, кто попал в горнило войны случайно. Но говорить о том, что Великий хан получал наслаждение от кровопролития, от необходимости устрашать, однозначно преувеличение. В то время это было необходимостью, и Чингисхан четко придерживался его правил и условностей. К сожалению, монголам обычно принято приписывать полное уничтожение «цветущих земледельческих цивилизаций», тотальное разрушение городов и даже изменение ландшафта — превращение оазисов в пустыни. Однако известно, что сам Чингисхан не раз говорил: «Никогда не используй насилие прежде других мер».
Монголы никогда не стремились к тотальным разрушениям и террору, не проявляли какой-либо особой жестокости. Хотя любые войны во все времена были отнюдь не гуманными. Конечно, были и реки крови, и развалины, и толпы пленных — на войне как на войне. Современники Чингисхана свидетельствуют: он говорил, что высшее наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его с корнем, гнать побежденных перед собой. Отнять у них то, чем они владели, видеть в слезах лица тех, которые им дороги, ездить на их хороших лошадях, сжимать в объятиях их дочерей и жен… Эти слова великого завоевателя показывают, что для Чингисхана были важны результаты победы; его манили не удалые забавы, не слава, даже не власть, а обладание плодами победы над врагами, когда обретаются новые блага жизни.
