– Да, она его, должно быть, сильно возненавидела, – прокомментировал Мэтт.
– Собственно, а почему бы и нет? – сказал Текс. – Ее народ потерял с десяток, если не больше, своих – это что, по-твоему, шуточки?
– Вы оба ее не понимаете, – сказал Оскар. – Она не испытывает к нему ненависти.
– А?
– Вот вы, к примеру, стали бы ненавидеть собаку? Или кошку?
– Конечно, – ответил Текс. – Был у нас когда-то один старый кот, так я…
– Заткнись и дай мне закончить. Я могу с тобой согласиться, но, извини, кота можно ненавидеть, только признав за ним равный социальный статус. А она вообще не считает Берка человеком, потому что он не придерживается обычаев. Вот мы для нее люди, хоть и похожи на него. И это потому, что мы обычаев не нарушаем. А Берка она держит за опасное животное вроде волка или акулы, которое надо либо посадить в клетку, либо уничтожить, а ненавидеть или наказывать бессмысленно!
– Как бы там ни было, – продолжал Оскар, – я сказал ей, что этот вариант не годится, ему мешает некое эзотерическое, необъяснимое, но нерушимое религиозное табу. В общем, она больше не настаивала на своем предложении. Но я сказал еще, что мы хотели бы для перевозки лейтенанта взять корабль Берка. И она охотно нам его отдала. Завтра мы пойдем его осматривать.
– Господи, чего же ты сразу про это не сказал? Вешает, понимаете ли, всякую лапшу на уши!
Они снова совершили подводное путешествие, которое испытали при въезде в город, – теперь в обратную сторону. За ним последовало долгое плавание и короткая пешая прогулка по суше. На этот раз сама «мать многих» почтила их своим присутствием.
«Гэри» полностью соответствовал описанию, которое дал ему Берк. Это действительно был современный, красивый, наверняка дорогой корабль с атомным приводом и заостренными крыльями, изящными, как крылья ласточки.
Помимо этого, он был бесполезной рухлядью.
Сам корпус сохранился полностью, если не считать наружного люка, который подвергся воздействию исключительно высокой температуры или какой-то невероятно едкой жидкости, а может, тому и другому сразу. Мэтт задумался, как это вообще могло быть сделано, и отметил этот случай для себя как еще одно свидетельство, что венериане вовсе не какие-нибудь зверушки, похожие на лягушек, тюленей или бобров, как заставляют думать земные предрассудки.
На первый взгляд и внутренние помещения корабля выглядели нормально, пока кадеты не начали проверять систему управления. Для амфибий даже простейший дверной засов являлся полнейшей загадкой, и поэтому, обыскивая корабль, они просто-напросто прожигали себе дорогу через препятствия, включая люки, ведущие в отсеки гироскопов и автопилота. И в результате все проходившие там кабели – вся нервная система корабля – превратились в массу обожженного, расплавленного металлолома.
Тем не менее они потратили еще три часа, чтобы окончательно убедиться, что для приведения корабля в работоспособное состояние нужна как минимум космоверфь. В конце концов они неохотно признали поражение и с тяжелым сердцем отправились назад. Оскар тут же предложил «матери» идею вытащить из болота утонувший джип. Раньше он об этом даже не заговаривал – вариант с «Гэри» казался ему лучшей альтернативой. Разговору со старой амфибией сильно мешали трудности с языком: в ее языке не было слова для понятия «средство передвижения», а для понятия «ракетный корабль» – тем более. Но положение облегчалось тем, что имелся «Гэри», на который можно было сослаться как на пример.
Поняв наконец, чего от нее хотят, матриарх сразу же отдала нескольким «дочерям» приказ плыть к тому месту, где когда-то подобрали кадетов. По мусору, который там оставался, кадеты сначала убедились, что это то самое место и есть, а затем Оскар отвел амфибий туда, где погиб джип. Больше жестами, чем словами, он объяснил, что здесь произошло, показал на берегу следы хвостовой части джипа и отмерил шагами приблизительные размеры утонувшего судна.
«Мать многих» обсудила проблему со своими помощницами (кадеты, пока все это тянулось, ждали – их не исключали из беседы, их просто как бы не замечали) и тут же приказала всем возвращаться: приближалась ночь, и даже амфибии не решались оставаться в джунглях Венеры после наступления темноты.
В течение нескольких дней про спасение джипа даже и разговоров не было. Все попытки Оскара разузнать, что делается и делается ли что-нибудь вообще, с ходу отметались «матерью» – примерно так же взрослые пресекают порой докучливые расспросы надоедливого ребенка. Так что оставалось одно – ждать. И они ждали. Текс играл на губной гармошке, пока ему не сказали, что если он не заткнется, то его выкупают в бассейне, занимавшем всю середину комнаты. Оскар нянчился со своей сломанной рукой и предавался размышлениям. Не очень-то это были веселые размышления. Мэтт большую часть времени проводил возле Турлоу и близко познакомился с санитарками, не оставлявшими лейтенанта ни на минуту, особенно с одной веселой малышкой с блестящими глазами, которая называла себя Т’винг.
Знакомство с Т’винг здорово изменило его точку зрения на венериан. Сначала он воспринимал ее по большей части как нечто вроде хорошей, верной и необыкновенно умной собаки, но постепенно Мэтт начал думать о ней как о друге, интересном собеседнике и… человеке. Мэтт пытался ей рассказать о себе, о своей расе, о мире, в котором он жил. Она слушала с большим интересом, не отводя ни на мгновение глаз от Турлоу.
Волей-неволей Мэтту пришлось затронуть и астрономические понятия, но здесь он натолкнулся на глухой блок. Для Т’винг мир состоял из воды, болот и редких клочков сухой почвы; сверху надо всем этим нависали бесконечные облака. Она знала Солнце – ее глаза, чувствительные к инфракрасному излучению, могли его различать, – но Солнце она воспринимала как светлый и теплый диск, а не как звезду.
Что же касается собственно звезд, никто из ее соплеменников никогда их не видел и не имел ни малейшего представления о том, что они существуют. Мысль о других планетах у них даже смеха не вызывала, она была просто им непонятна. Мэтт оставил свои попытки.
Он рассказал о своих трудностях Оскару.
– А чего, собственно, ты хотел? – спросил тот. – Все местные такие. Они вежливо тебя слушают, потому что думают: ты говоришь о своей религии.
– Что, даже те, которые живут поблизости от колоний?
– Один черт.
– Но корабли-то наши они видели! Кто-то, во всяком случае, видел. Неужели они ни разу себя не спрашивали, откуда мы им на голову свалились? Раньше ведь нас здесь не было, это-то они должны знать прекрасно.
– Да знают они, конечно, знают. Только те, которые живут около южного полюса, считают, что мы прилетели с северного, а жители северного уверены, что мы появились с южного, и бесполезно пытаться им втолковать что-то другое.
Но трудности при общении не были односторонними. Т’винг раз за разом употребляла слова и образы, которые Мэтт не понимал абсолютно и которые даже с помощью Оскара никак не удавалось понять. Исподволь у него начало возникать ощущение, что это Т’винг – культурная, образованная личность, а он, Мэтт, неграмотный и неотесанный варвар.
