– Давай не будем торопиться. Должен же быть какой-нибудь способ починить наше хозяйство. Мы должны это сделать.
– Какой там способ. Хватило бы и одних гироскопов. Попробуй подними бескрылую ракету без гироскопов!
– А может, получится как-нибудь их прочистить? Вдруг заработают?
– У тебя, может быть, и получится, но я же не ты. Ос, ты пойми, грязь попала в подшипники!
Скрепя сердце Йенсен был вынужден согласиться. Гироскопы, самый точный элемент оборудования корабля, полностью зависят от своих подшипников. Даже слесарь-инструментальщик в специально оборудованной мастерской за голову бы схватился, увидев настолько изуродованные гироскопы.
– Но хоть что-то из электроники там должно было уцелеть! Давайте попробуем состряпать что-нибудь вроде передатчика. Надо же передать сообщение.
– Ты видел, что там творится? И что ты по этому поводу думаешь?
– Ну отберем, что выглядит получше, и заберем с собой. Амфибии помогут нам все отнести.
– Да? А что будет со всем этим хозяйство после заплыва, когда часок-другой помокнет в воде? Нет, Ос, как только вся грязь будет вычищена, нам надо запереть люк, а потом вернуться сюда и прямо здесь и работать.
– Хорошо, так и сделаем.
Оскар крикнул Тексу, продолжавшему совать нос во все уголки корабля. Тот пришел, непрерывно чертыхаясь.
– Что там у тебя еще, Текс? – устало спросил Оскар.
– Я думал прихватить отсюда что-нибудь из цивилизованной пищи, так эти проклятые черви все банки проели. Так что пища на корабле перепорчена, с чем и поздравляю.
– Это все?
– Все? Он еще говорит «это все»! А чего, собственно, ты еще хотел? Наводнение, чуму и землетрясение в придачу?
Но это и вправду оказалось еще не все. Когда осмотр был продолжен, выяснилось новое обстоятельство, которое повергло бы наших кадетов в тоску, если бы их настроение и так было хуже некуда. Двигатели джипа работали на жидком водороде и жидком кислороде. Хорошо теплоизолированные топливные баки могут хранить топливо и окислитель достаточно долго, но грязь добралась и до них. Баки нагрелись, выкипающие газы были полностью стравлены через предохранительные клапаны. Джип лишился топлива.
Оскар с каменным лицом изучил ситуацию.
– Жаль, что «Гэри» работал не на химическом, а на ядерном топливе, – сказал он в конце концов.
– А какая нам разница? – спросил Мэтт. – Да будь у нас этого топлива хоть залейся, все равно мы не смогли бы взлететь.
В то, что корабль безнадежно испорчен, «мать многих» поверила не сразу, пришлось показывать ей повреждения. Но даже и это, похоже, убедило ее только наполовину. Кроме того, ее, видимо, огорчало, что кадеты не радуются подарку – вытащенному для них кораблю. Когда они возвращались в подземный город, большую часть пути Оскар потратил на осторожное заглаживание обиды, невольно нанесенной ими старой амфибии.
Ужинать Оскар не стал. Текс и тот едва поковырялся в тарелке и – чего с ним никогда не бывало – так ни разу и не притронулся после этого к своей губной гармошке. Мэтт провел вечер в молчании, сидя около лейтенанта Турлоу.
«Мать многих» послала за ними на следующее утро. После формального обмена приветствиями она обратилась к Оскару:
– Маленькая мать, это правда, что твой Гэри тоже мертв, как и другой Гэри?
– Да, это правда, о благородная мать многих.
– И теперь без Гэри ты не можешь вернуться к своему народу?
– Да, это так, мудрая мать, мы погибнем в джунглях.
Старая амфибия замолчала и сделала знак одной из своих приближенных. Та подошла к ней со свертком, размер которого был чуть ли не вполовину ее роста. «Мать многих» положила пакет рядом с собой на возвышении и пригласила кадетов подойти ближе, после чего начала его разворачивать. Сверток был укутан в такое количество тряпок, что ему позавидовала бы и египетская мумия.
Наконец, закончив работу, старая амфибия протянула Оскару какой-то предмет:
– Это твое?
Кадеты увидели большую книгу. На обложке большими витиеватыми буквами было вытеснено:
БОРТОВОЙ ЖУРНАЛ «АСТАРТА»
[65]
– Великий всемогущий Господь! – в изумлении прошептал Текс. – Этого быть не может!
– Ну конечно же. Пропавшая первая экспедиция. Значит, они все-таки долетели! – тоже шепотом сказал Мэтт.
Оскар молча смотрел на бортовой журнал.
– Это твое? – нетерпеливо повторила старая амфибия.
– Что? Да, конечно! О, простите меня, мудрая и благородная мать многих, эта вещь принадлежала матери матери моей матери. Мы – ее дочери.
– Тогда я передаю это тебе.
Дрожащими руками Оскар взял бортовой журнал и раскрыл его на первой странице. От времени бумага сделалась ветхой. Кадеты с благоговением смотрели на запись, которая открывала журнал: «Взлет», но особенно их поразил год – 1971.
– Святой Моисей! – еле слышно выдохнул Текс. – Вы посмотрите, вы только посмотрите на это. Больше ста лет прошло!
Они начали перелистывать пожелтевшие страницы. На них одна за другой шли одинаковые записи, каждая занимала место ровно в строку: «Невесомость, положение корабля соответствует программе полета».
Эти записи они просмотрели бегло, задержавшись взглядом только на одной отличавшейся строчке:
«Рождество. После обеда пели рождественские песни».
Они искали записи, сделанные после приземления. Видя, что «мать многих» уже подает признаки нетерпения, они вынуждены были лишь бегло просматривать их:
«…Климат не тяжелее, чем в самых жарких тропиках на Земле во время сезона дождей. Основная форма жизни – крупные земноводные. Колонизация планеты вполне возможна».
«…Земноводные обладают значительными умственными способностями и умеют разговаривать друг с другом. Они дружелюбны, нами делаются попытки преодолеть языковой барьер».
«..Харгрейвс заболел. Какое-то инфекционное заболевание, вызванное, по-видимому, местным грибком. Симптомы проказы. Врач пытается подобрать лекарство».
«…После похорон Харгрейвса его каюта подвергнута стерилизации при 400°».
Вскоре после этого почерк, которым были сделаны записи, стал другим. «Мать города» проявляла уже сильные признаки недовольства, так что они решили ограничиться только двумя последними записями:
«… У Джонсона так ничего и не получается, хотя туземцы охотно ему помогают…»
