Словно в подтверждение ее слов к Майклу подошла толстая полосатая кошка и вежливо мяукнула. Справедливости ради Майкл бросил ей ломтик ветчины и только после этого принялся за еду.
За столом воцарилась тишина. Несмотря на то что Майкл проголодался и уплетал за обе щеки, он все время ощущал присутствие Кэтрин. Даже ее манера есть возбуждала его. И в то же время от Кэтрин веяло каким-то удивительным спокойствием, чего нельзя было сказать о Кэролайн, его бывшей возлюбленной.
— Налить еще супа? — спросила Кэтрин, взглянув на пустую тарелку Майкла.
— Да, пожалуйста, если можно.
Она взяла тарелку и подошла к печи, кстати, такой огромной, что на ней можно было поджарить целого быка. Когда Кэтрин склонилась над кастрюлей, ее тугие груди слегка качнулись под тонкой тканью, и Майкл так и впился в них глазами.
Луи поднялся и пошел следом за ней.
— Убирайся, — строго сказала Кэтрин, наливая суп, но Луи заскулил и встал на задние лапы, пытаясь сунуть морду в тарелку. Немного жидкости пролилось на печь. Кэтрин отскочила.
— Луи, тебя снова надо поучить хорошим манерам, — сказала она.
Собака с таким уморительным видом опустила голову, что Майкл невольно улыбнулся. На всех, вместе взятых, светских раутах он не получил столько удовольствия, сколько сейчас, но свои чувства к Кэтрин все время держал под контролем.
Налив суп, Кэтрин повернулась к Майклу, и он, завороженный ее красотой, не сразу заметил, что ее платье горит. Видимо, она задела краем тлеющие угли. О Боже! Сердце Майкла замерло.
Он вскочил и бросился к Кэтрин.
— У вас загорелось платье!
Кэтрин посмотрела вниз и закричала, выронив тарелку, не в силах двинуться с места. Желто-оранжевые языки огня пожирали тонкую ткань. Луи словно ветром сдуло.
За несколько секунд, которые понадобились Майклу, чтобы пересечь кухню, огонь уже добрался до локтя Кэтрин. Майкл развязал ей пояс, сорвал платье и, обхватив ее левой рукой, чтобы она не упала, правой швырнул горящее платье в печь. Сноп искр вылетел в трубу.
Не обращая внимания на ее ожоги, Майкл оттащил Кэтрин от печи и повернул лицом к себе.
— С вами все в порядке?
Дурацкий вопрос. Кэтрин была в шоке. Лицо ее стало белее рубашки. Опасаясь, что с ней случится обморок, Майкл взял ее на руки. Он отчетливо слышал, как колотится ее сердце. Майкла она как будто не замечала.
— Кэтрин, выв безопасности, — громко произнес он, — в безопасности.
Она спрятала лицо у него на груди и начала всхлипывать. Майкл прижал ее к себе и шепотом стал успокаивать. Ее шелковая коса скользнула по его руке. Кэтрин прильнула к нему, и он ощущал каждый дюйм ее тела, ее нежные груди, исходивший от нее аромат розовой воды, и не мог простить себе этого.
Нельзя наслаждаться близостью женщины, когда она в таком состоянии.
Кэтрин почти перестала плакать, но все еще дрожала, дыхание было неровным, прерывистым. Майкл заботливо усадил ее на стул, а она закрыла лицо ладонями, обнажив изящный изгиб шеи.
Вдруг он заметил, что сквозь ее прозрачную ночную рубашку просвечиваются соски. Это было настоящей пыткой.
Господи, что же он за животное, если может желать женщину, трясущуюся от страха! Он быстро снял свою тяжелую шерстяную куртку с расшитыми тесьмой полами и не столько ради тепла, сколько из приличия завернул в нее Кэтрин, как в одеяло, настолько она была велика ей, стараясь при этом не касаться ее грудей. Кэтрин за все это время не проронила ни слова.
Майкл опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои. Темно-зеленая куртка великолепно оттеняла ее аквамариновые глаза.
— Позвать вашего мужа?
— Колина нет дома, — с трудом ответила Кэтрин.
— Может быть, разбудить Энн?
— Не стоит, я чувствую себя хорошо. — Она попыталась улыбнуться. — Зачем кого-то беспокоить…
— Обманщица. — Он принялся растирать ее холодные пальцы. — Трудно найти человека, который чувствовал бы себя хуже.
Она усмехнулась:
— Я позорю армию, да? — Кэтрин сжала кулаки. — Вообще-то я не паникерша, но… мои родители погибли при пожаре.
Майкл внутренне содрогнулся: теперь понятно, почему она так боится огня.
— Сожалею. Как это произошло?
— Мне было шестнадцать лет, — в раздумье проговорила Кэтрин. — Полк, в котором служил отец, был расквартирован в Бирмингеме. Мы снимали чудесный старый коттедж, увитый розами. Мне хотелось остаться там навсегда. Потом наступила зима, и однажды ночью загорелась печная труба. Я проснулась от дыма, стала звать родителей, но все уже было объято огнем. Я спала на первом этаже, и мне удалось выскочить в окно.
Кэтрин закрыла глаза и вздрогнула.
— Спальня родителей была наверху. Я так кричала, что сбежалась половина поселка, но… мама и папа не проснулись.
Он сжал ее руки, поднялся.
— В столовой есть бренди?
— Есть, но зачем?
Майкл не ответил, лишь сказал:
— Надеюсь, с вами ничего не случится, пока я схожу за бутылкой.
— Во всяком случае, я не сбегу, — шутливо ответила Кэтрин.
Майкл вытащил из-под стола кошку, положил ей на колени.
— Пусть мурлычет, с ней вам будет не так тревожно.
Майкл взял свечу и тихонько удалился.
Кэтрин стала ласково гладить кошку. Только сейчас она поняла, как ей спокойно с Майклом.
Она бросила взгляд на опаленный край рубашки, и ее вновь охватила паника. Она плотнее укуталась в куртку Майкла, еще хранившую тепло его тела. Его нежность тронула Кэтрин до слез. С самого детства она не помнила, чтобы кто-нибудь о ней так заботился.
Но она тут же себя одернула: все в порядке, нет причин для истерики. Она взяла висевшее на стуле полотенце, вытерла нос и стала успокаивать кошку, которая явно нервничала. Когда Майкл вернулся, кошка тихо мурлыкала, а к Кэтрин вернулось самообладание.
— Выпейте, вам это необходимо.
Майкл разлил бренди по рюмкам, протянул ей одну и уселся напротив в небрежной позе, продолжая в то же время напряженно следить за Кэтрин.
— Благодарю вас.
Она потягивала бренди, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло.
— Поскольку жить без огня невозможно, я преодолела страх. Но не до конца. Не окажись вы здесь, я, пожалуй, с места не сдвинулась бы, как перепуганный кролик, так и сгорела бы.
— Вы заслужили право на этот страх, — тихо произнес Майкл. — Не говоря уже о трагедии ваших родителей, тысячи женщин погибают от огня или получают ожоги.
— Лишь благодаря вам я осталась жива.
Она откинулась на стуле и, потягивая бренди, одним пальцем гладила кошку.
