Он запротестовал было, но Элспет бросила на него строгий взгляд:
— Отправляйся в постель, Уилл, или я ножом снесу твою упрямую шотландскую голову!
Феррис сдался с усталой улыбкой. Когда они с Эвереттом уложили Чарльза на носилки, Кэтрин сказала Элспет:
— Полковник Кеньон в плохом состоянии. Доктор Кинлок здесь?
— Да, он пришел вскоре после вашего отъезда и сразу лег спать.
— Пожалуйста, разбуди его и попроси как можно скорее прийти к полковнику.
Элспет кивнула и ушла. После того как Эверетт и Феррис внесли Майкла в дом, Кэтрин их отпустила и принялась разрезать разодранный френч и рубашку Майкла. Он не успел переодеться после бала и так и остался в парадной форме. В тот вечер он был таким красивым, таким оживленным.
Когда она вытаскивала из-под Майкла куски одежды, он едва слышно застонал. Кэтрин коснулась его щеки.
— Майкл, вы меня слышите?
Он не ответил, лишь веки слегка дрогнули.
— Майкл, все будет в порядке, — мягко проговорила Кэтрин, стараясь придать голосу уверенность. — Через несколько минут здесь будет самый лучший из всех известных мне хирургов.
Кэтрин бросила взгляд на его изуродованное тело. Он был обнажен до пояса, если не считать грязной повязки на ребрах, весь в синяках и ссадинах. Новые раны наложились на старые шрамы, а на том месте, где пуля вдавила калейдоскоп в живот, виднелся огромный кровоподтек.
В бытность свою медицинской сестрой Кэтрин повидала множество мужских тел, но ни к одному не испытывала такой нежности. Она ласково гладила ключицу Майкла, думая о том, какое же это преступление — искалечить такое красивое, здоровое тело. И Кэтрин уже в который раз прокляла Наполеона Бонапарта с его ненасытными амбициями.
Наконец она взяла себя в руки и принялась обрабатывать раны. Она как раз вытаскивала из раны на руке клочки одежды, когда пришел Ян Кинлок.
Весь в морщинах, небритый, Ян походил на бродягу, только голубые глаза были ясными.
— Срочный случай? Она кивнула.
— Полковник Кеньон — мой большой друг. Он жил у нас в доме. Прошлой ночью мы нашли его на поле боя. Ян стал разглядывать раненого.
— Почему в Ватерлоо ему не обработали раны?
— Доктор Хьюм сказал, что… что в этом нет смысла. Что другие раненые в нем больше нуждаются.
Эти слова, как смертный приговор, поразили Кэтрин в самое сердце.
— Теперь вся надежда на вас.
— Понимаю, почему Хьюм так сказал, — парень скорее мертв, чем жив. И все же, раз он ваш друг… Врач принялся осматривать Майкла.
— М-м-м, когда-то на полуострове я его уже оперировал, узнаю раны. Крупная картечь, очень беспорядочная.
Удивляюсь, как он выжил. Принесите мои инструменты. Они сушатся на кухне.
Многие врачи смеялись над Кинлоком, который мыл инструменты и при малейшей возможности соблюдал чистоту. Но тот, всегда улыбаясь, отвечал, что это у него по наследству от матери-шотландки, что по части чистоты она настоящий зверь и что это никогда никому не вредило. Кэтрин одобряла доктора, может быть, потому, что сама была хорошей хозяйкой и содержала дом в чистоте. А уж хирургу сам Бог велел заботиться о чистоте. Не потому ли пациенты Кинлока, как правило, выздоравливали?
Когда Кэтрин принесла из кухни инструменты, Кинлок уже закончил осмотр, снял с Майкла всю одежду, которая еще оставалась на нем, и стал обрабатывать и зашивать раны. В нем сочетались быстрота и опыт, неотъемлемые качества хорошего врача. Кэтрин подавала ему инструменты, радуясь, что Майкл без сознания, поскольку операция затянулась.
И все же, когда врач стал извлекать пулю, застрявшую у Майкла в бедре, тот застонал и попытался оттолкнуть Кинлока. Кэтрин сжала его колено и, смущаясь от того, что он совсем голый, отвела глаза, не в силах воспринимать его просто как пациента.
— Такая реакция — хороший знак?
— Возможно, — неуверенно ответил врач.
Заскрежетали хирургические щипцы, обхватив оловянную пулю. Врач осторожно вытащил ее и бросил в корзинку, которую подставила Кэтрин. Затем взял другие щипцы и стал извлекать из раны осколки.
— Ну и везучий у вас друг! Пуля не повредила основные кровеносные сосуды, только задела кость, не причинив особого вреда. Пройди она на полдюйма левее, он умер бы на поле боя.
Раз он такой везучий, значит, не собирается умирать. Но пока лицо его, лишенное каких бы то ни было эмоций и присущих ему юмора и ума, похоже на маску.
Закончив операцию, Ян бросил одеяло на обескровленное, холодное тело Майкла.
— Каковы его шансы? — спросила Кэтрин, боясь услышать ответа.
— Чертовски малы, — резко ответил врач. — И хотя раны не смертельны, он потерял столько крови, будто служил мишенью по крайней мере для половины французской армии. Никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь вышел из такого глубокого шока. — Кинлок сокрушенно покачал головой.
Кэтрин зажала пальцами рот. Нет, она не заплачет. Она не должна! Ничего нового для нее Ян не сказал. Она и так знала, что Майкл умрет не от ран, не от инфекции, а от потери крови. Кэтрин смотрела на неподвижно лежавшего Майкла, перебирая в памяти все известные ей медицинские случаи,
Кинлок мыл инструменты, когда ее осенило.
— Ян, вы как-то говорили, что иногда кровь одного человека переливают другому?
— Да, и кровь животных тоже, но только в качестве эксперимента. Мягко говоря, это очень рискованно.
— Но ведь иногда это помогало?
— Трудно сказать, — возразил Кинлок, — Возможно, больной и так выжил бы.
— Или умер, если ему суждено? — Она нервно провела рукой по волосам. — А Майклу поможет?
— Боже мой! — в ужасе воскликнул врач. — Вы хотите погубить беднягу?
— Допустим, мы ничего не будем делать, каковы в этом случае его шансы?
— Почти никаких.
— Может ли дать ему хоть один шанс переливание крови?
— Не исключено, — нехотя согласился Кинлок.
— Тогда давайте попробуем. Вы ведь умеете, не правда ли?
— Я только видел, как это делается, а сам не пытался, — хмуро произнес Кинлок. — Кстати, больной тогда умер.
— Но ведь не всегда умирают. Пожалуйста, Ян, — мягко произнесла Кэтрин, — дайте Майклу шанс.
— Клятва Гиппократа гласит, что прежде всего врач не должен причинять вред больному, — запротестовал тот. — Да и где взять донора? Хирургического скальпеля люди боятся больше, чем наполеоновской кавалерии.
— Я буду донором. Потрясенный, Ян произнес:
— Даже не думайте, Кэтрин.
После целого дня треволнений Кэтрин взорвалась:
— Вечно мужчины твердят одно и то же: «О, Кэтрин, не делайте то, о, Кэтрин, не делайте это!» Надоело! Я здоровая, крепкая баба и не умру, если отдам немного крови.
