Досадуя на то, что всю жизнь находилась под наблюдением, Кэтрин заметила:
— Вы хотите сказать, что мой дед — упрямый, тупоголовый тиран?
— Некоторые так о нем и думают. — Харуел едва сдержал смех. — Но он человек ответственный и намерен передать остров в хорошие руки. Есть у него один дальний родственник, кузен, что ли, который жаждет заполучить поместье. Он настоящий джентльмен, имеет на острове дом, но старик предпочитает, чтобы наследник был его плоть и кровь.
Судя по тону, Харуел не очень-то симпатизировал этому кузену, хоть тот и был настоящим джентльменом; видимо, что-то недоговаривал.
— Не знаю, хочу ли я, чтобы неизвестный дедушка вмешивался в мою жизнь.
— Но вы должны хотя бы встретиться с ним. Ведь кроме титула и недвижимости, есть еще ежегодный доход примерно в две тысячи фунтов. К тому же капитан Мельбурн — блестящий офицер, но жалованье у военных небольшое, особенно в мирное время.
Кэтрин прикусила губу. Смерть Колина, видимо, скрыть не удастся. Но тогда придется забыть о счастливой возможности на всю жизнь обеспечить себя и Эми. Вторичное замужество для нее немыслимо, какие бы доходы оно ни сулило.
— Мой дед сейчас в Лондоне? — спросила Кэтрин, чтобы потянуть время.
— Говорю же вам, у него плохо со здоровьем. — В голосе Харуела звучали тревожные нотки. — А сейчас он и вовсе прикован к постели и вряд ли дотянет до лета. Так сказали врачи. Он держится из последних сил и с нетерпением ждет вас и вашего мужа.
— А если мы ему не понравимся?
— Он не оставит вам ни пенни, — улыбнулся адвокат. — Только вряд ли ему не понравится внучка. Он слышал о Святой Катерине и ее подвижничестве на полях сражений в Испании и жаждет познакомиться с вами.
— Чего не могу сказать о себе, — резко ответила Кэтрин. — Каким же надо быть человеком, чтобы лишить сына наследства за то, что он женился на моей матери, такой замечательной женщине!
— Он упрямец, — тихо произнес Харуел. — Всю жизнь прожил в одиночестве. Я, конечно, все понимаю, но прошу вас хорошенько подумать. Лэрд — ваш кровный родственник. Не отказывайтесь от встречи с ним, иначе не только себя лишите наследства, но и вашу дочь, и всех будущих ваших детей. И какого наследства! Поистине уникального.
Адвокат так горячо убеждал Кэтрин, что она уже готова была согласиться и спросила:
— Вы хорошо знаете остров?
— Мой отец родом оттуда. Он был лондонским агентом лэрда, до меня. Я тогда часто приезжал на остров. Это дикое, но очень красивое место. Сказочное место. — Он застенчиво улыбнулся.
И тут Кэтрин снова услышала голос матери:
— На острове уже расцвели нарциссы. И следом голос отца:
— Скоро и здесь расцветут.
Кэтрин тогда была еще слишком мала, чтобы уловить тоску в этих ничего не значащих фразах.
Ей вдруг захотелось увидеть остров, где выросли ее родители. И получить наследство, которое сделает их с Эми материально независимыми.
Она поднялась.
— Есть над чем поразмыслить, — сказала она адвокату. — Завтра сообщу вам о своем решении.
— Превосходно.
Адвокат тоже встал.
— Непременно приведите мужа, это имеет к нему прямое отношение.
Кэтрин вышла на улицу словно в тумане. Теперь, возможно, все ее проблемы будут решены. Но для этого ей нужен муж, причем в срочном порядке.
Глава 18
Не один год прошел с тех пор, как Майкл в последний раз посетил дом Эшбертонов, огромный, величественный, неприступный. Там ничего не изменилось. Разве что у Риггза, дворецкого, прибавилось седых волос. Однако выражение лица его оставалось по-прежнему надменным.
Майкл вручил ему шляпу.
— Полагаю, бдения у постели умирающего происходят в покоях герцога?
— Да, лорд Майкл.
Майкл повернулся, направившись к такой же, как все остальное, величественной лестнице, и, поднимаясь по отполированным мраморным ступеням, вспомнил, как когда-то съезжал вниз по скользким перилам. Каждый раз ему за это доставалось, однако он не бросал своего увлекательного занятия.
И все-таки что-то было не так, как обычно. Все словно притихли в ожидании таинства смерти.
Лакеи в напудренном парике и бриджах до колен сразу узнал Майкла и с поклоном распахнул перед ним двери покоев герцога.
Майкл набрал в легкие воздуха, вошел, пересек прихожую, которая вела в покои отца, и попытался вспомнить, бывал ли он когда-нибудь здесь. Кажется, нет. Отношения у них с отцом всегда были прохладные.
В спальне, где было пугающе темно, стоял тяжелый запах лекарств и тлена. Майкл был потрясен, увидев, как исхудал отец. На фоне тяжелых бархатных драпировок над кроватью и массивных резных деревянных стоек его тело казалось совсем крошечным. И Майклу вдруг представилось, что это смерть-старуха пришла за страшным великаном-людоедом, которого он так боялся в детстве. Как солдат, Майкл с почтением относился к могуществу и завершенности смерти и даже посочувствовал четвертому герцогу Эшбертонскому, который впервые встретил непобедимого врага.
В спальне теснилось человек десять: брат и сестра Майкла со своими супругами, камердинер и секретарь герцога, врачи.
Графиня Херрингтонская, сестра Майкла, завидев его, нахмурилась:
— Странно, что ты здесь. Он сжал губы.
— Если мое присутствие нежелательно, Клаудиа, это легко поправимо.
Брат Майкла, услышав его разговор с сестрой, мрачно заметил:
— Здесь не место для пререканий. Отец хочет видеть Майкла, поэтому я и пригласил его.
Все Кеньоны были высокого роста, шатены, с тонкими чертами лица, в маркизе Бенфилдском проглядывали надменность и уверенность в себе человека, которого растили герцогом. В детстве братья неплохо ладили, между ними было всего два года разницы, и мальчишкой Майкл звал брата Стивеном.
Но уже не один десяток лет Майкл не называл брата иначе, как Бенфилд.
— Там Майкл? — раздался хриплый шепот, и все посмотрели в сторону кровати.
— Да, сэр. Я приехал. Майкл подошел ближе.
Герцог стал похож на тень, кожа да кости, и только в глазах по-прежнему горел гнев.
— Уйдите все, пусть останутся Майкл и Бенфилд, — проскрипел старик.
— Но, отец… — запротестовала было Клаудиа. Отец не дал ей договорить:
— Вон!
Всех будто ветром сдуло. Лицо Клаудии перекосилось от злости.
Майкл вопросительно посмотрел на Бенфилда, но тот лишь покачал головой.
— Хотите знать, зачем я вас позвал, — все тем же скрипучим голосом проговорил герцог.
Это было скорее утверждение, чем вопрос. Майкл напрягся. А он, дурак, еще надеялся на примирение в последнюю минуту. Какое, к черту, примирение, если между ними никогда не было ничего общего. Гадая, какой еще сюрприз приготовил ему перед смертью родитель, Майкл осторожно сказал:
