Мы поженились через месяц. Вопиюще скоро по меркам высшего общества, но нам с Терри было на него искренне плевать вместе с его мерками. Герцогиня фыркала и косилась, как норовистая лошадь, но милостиво позволила провести церемонию в саду своего имения. Украшать-то свадебный зал под открытым небом пришлось все равно мне.
У Блеза с Лореттой вышло недопонимание, чуть не дошедшее до поножовщины. Оказывается, тот почивший парнишка был давним приятелем молочного брата Себа. Они вместе начинали службу у де Сурри, и, хотя их дороги потом разошлись, встречались они редко: Блез по-прежнему считал парня своим другом. И убийства его, пусть и во имя высокой цели, не одобрил.
Де Бельгард наорал тогда на них обоих, приказав выбирать: учеба у него или склоки. Оба выбрали учебу, но косились друг на друга так, что между ними аж искрило.
Я не раз задумывалась, кто я на самом деле? Почему Лоретта не смогла обменять нас обратно? Несмотря на категорический запрет Терри, мы еще несколько раз пытались провернуть перенос. До свадьбы, разумеется. Очнуться и обнаружить другую замужем за моим мужчиной — нет уж, спасибо!
Все равно попытки были безуспешны. Как выразилась Безликая, нити моей души обрывались в пустоту.
Ни в одном фолианте, уцелевших с древних времён, не встречалось упоминания о похожем явлении. Нам оставалось только махнуть рукой и удовлетвориться тем, что у нас есть.
Впрочем, лично я не жаловалась.
Мы с Лореттой обе несколько лет обучались у де Бельгарда, создав прецедент. Женщина-маг — понятие, ранее считавшееся чуть ли не нонсенсом, постепенно становилось частью повседневности.
Пусть дар наш никогда не сравняется с мужским по силе, — хотя, кто знает? — даже с крохами магии всегда можно сотворить чудо.
* * *
Женщина открыла глаза и тут же зажмурилась обратно. Резкий свет ударил по ним почти физически, выбив слезы. Проморгавшись, она попробовала еще раз, осторожнее, и рассмотрела ослепительно белый потолок, ровный и гладкий, а на нем — светящиеся полосы. Одна из них моргала, перемежаясь розовато-голубым отблеском. Рядом что-то надрывно пищало, противно и размеренно. Поднять голову не получалось, но пальцы шевельнулись, ощупывая нежную ткань постельного белья и холодные тончайшие трубки, почему-то лежавшие целой россыпью у левой ладони.
В поле зрения оказалась молодая женщина в белой шапочке и странной одежде, закрывавшей ее практически целиком, но в то же время непристойно облегавшей всю фигуру.
— Очнулась! Молодец какая! — ласково воскликнула она, быстро посмотрела куда-то в стену, в стороне от постели, потыкала пальцем в металлическую пластинку, зажатую в руке, и погладила женщину по рукаву. — Сейчас доктора позову.
Доктор пришел быстро, вместе с медсестрой порадовался приходу в себя больной и задал ей несколько вопросов, ответа ни на один из которых женщина не знала. Как ее зовут? Какой сегодня день? Месяц? Год хотя бы?
Когда ей предложили посчитать показанные пальцы, она пошевелила губами, но все же гордо дала правильный ответ:
— Два.
Доктор с медсестрой переглянулись.
— Похоже на амнезию. Наверное, все же последствия удара головой, — поцокал языком мужчина.
— К ней соседка рвётся, пустить? — уточнила на всякий случай медсестра.
— Конечно. Знакомые лица могут поспособствовать быстрому восстановлению памяти, — солидно выдал доктор и ушёл, тоже потыкав что-то в своей пластине.
Медсестра впустила в палату цветастый вихрь, который пронёсся через все помещение и замер у кровати больной, превратившись в молодую девушку с букетом и странно шуршащим мешком наперевес.
— Фруктиков принесла, Лилёк. Тебе витамины нужны, — прощебетала она, бодро выкладывая на прикроватный столик виноград, апельсины и какие-то желтые продолговатые штуки, которых больная, могла поклясться, никогда раньше не видела.
— Вы кто? И что это? — она ткнула пальцем в одну из них и только сейчас обратила внимание на свои руки. Они казались чужими, пусть и холёными, но непривычными. Будто она не их видела перед собой всю жизнь.
— Ой, ты же память потеряла! Медсестра говорила, но у меня из головы вылетело, — прижала ладошки к щекам гостья. — Давай, у меня время есть, оболтус из школы часа через три придёт. Пока тебе все расскажу.
Больную, как оказалось, звали Лилия Викторовна Брасова. Тридцати двух лет, с высшим филологическим образованием, она подрабатывала переводами с японского и французского. Жила одна, с котом, и почти ни с кем не общалась. Кроме разве что соседки Марины. Но от той еще никто без общения не уходил.
Где-то неделю назад Лилия скорее всего споткнулась о ковёр и неудачно упала, ударившись виском о кофейный столик. Выжила она чудом.
— Кота своего благодари, — светло улыбнулась Марина. — Он так орал, бедолага, что мы не выдержали и послали за техником, двери вскрывать. Врачи говорят, еще чуть-чуть — и не вытянули бы тебя из-за обезвоживания.
Обошлось. Вытянули. И даже без особых последствий для организма, кроме полной амнезии. Бедняжке Лилии пришлось заново учиться всему, начиная с пользования уборной. Почему-то современная техника вызывала у нее панику, будто она никогда ничего подобного не видела. Но ничего, обвыклась, освоилась и уже через пару дней, к выписке, бодро писала сообщения на телефоне своей новой-старой подруге-соседке.
Кот Лилию сразу не принял. Почему-то, стоило ей преступить порог квартиры — совершенно незнакомой, к слову, зря врачи говорили, что родная обстановка поможет ей быстрее что-то вспомнить, — он взлетел на шкаф и грозно оттуда зарычал. Лилия и не знала, что коты умеют издавать такие звуки.
Она обошла две не особо просторные, но уютно обставленные комнаты, гостиную с мягкими подушечками на низком диване, заглянула на лоджию, где буйно росли целые заросли, успевшие за ее отсутствие превратиться практически в джунгли. И где только воду брали, ироды?
Несмотря на то, что вспомнить ничего не удалось, квартира Лилии понравилась. Особенно понравился огромный, во всю стену, стенд с книгами. У него она замерла на несколько минут, не в силах поверить, что все это богатство принадлежит ей.
Постепенно кот к ней привык, сначала забирался на диван и долго смотрел нервирующим немигающим взглядом, как Лилия переворачивает страницу за страницей, вчитываясь в незнакомый, но понятный до каждой буквы текст. А однажды, решив что-то для себя, прилез на колени и развалился довольным пушистым ковриком. Чеши, мол, так и быть.
Лилия чесала.
И вникала.
И пыталась продолжать работать, как раньше, только вот не шло у нее почему-то. Слова не складывались, предложения выходили корявыми. А потом она набрела в волшебном «интернете» на руководство по рисованию манги.
И это-то у нее получилось. Да так, что ее на выставки стали звать, а издательства — предлагать контракты. Потому что с такой достоверностью передать реалии средних веков, но в доступных детям комиксах, кроме нее, никто не мог. И она рисовала и записывала все странные идеи, приходящие ей в голову, и снова рисовала.
