Законодательство о труде не принесло армии большой народной поддержки. Оно не смогло уменьшить длительную враждебность пролетариата по отношению к генералам. Весной и летом 1919 года белые заняли Донецкий бассейн, а позднее — всю Украину, и под их властью оказались десятки тысяч рабочих. Маловероятно, что в тот момент среди организованных рабочих было много активных сторонников Белого дела. Большинство колебалось между враждебностью и нейтралитетом. Согласно донесениям секретных агентов, которые оценивали настроение пролетариата, время благоприятствовало белым. Не потому, что рабочих привлекла политика Деникина, просто они все больше уставали от Гражданской войны и теряли интерес к политическим вопросам. Для многих Добровольческая армия казалась наиболее вероятным вариантом обеспечения стабильности. Интересно, что влияние большевиков оставалось наибольшим в таких районах, как Ростов и Таганрог, которые красные удерживали только очень короткое время. В северных районах Дона и на Украине влияние большевиков снижалось.
В отличие от крестьян, у которых не было никакой эффективной самоорганизации, рабочие могли осуществлять влияние через профсоюзы. Основное оружие рабочего класса, забастовка, могло угрожать жизненно важным интересам Добровольческой армии. Хотя белые никогда не пытались полностью запретить профсоюзы, они отравляли жизнь организованному рабочему классу. Реакционные командиры часто арестовывали лидеров рабочих без причины, закрывали газеты, обыскивали помещения профсоюзов, разгоняли митинги и запугивали рабочих.
21 июля 1919 года наиболее влиятельная организация рабочего класса, «Профессиональное объединение Юга России», Югпроф, направила двух делегатов к генералу Лукомскому, председателю Особого совещания. В меморандуме, который они представили на рассмотрение, перечислялись акты террора, такие как аресты и даже убийства профсоюзных лидеров. Они указывали, что поведение некоторых офицеров идет вразрез с письмом Деникина Особому совещанию от 5 апреля. Они предупреждали, что, если Особое совещание не примет мер по наказанию виновных, Югпроф пересмотрит свое раннее решение о сотрудничестве с Добровольческой армией. Лукомский принял делегатов надменно и нетактично. Он сказал, что, если заявления в меморандуме окажутся ложными, лидеры Югпрофа будут наказаны. Лукомский посчитал оскорбительным, что профсоюзные деятели не поверили Деникину на слово и настаивали на том, что официальные заявления расходятся с реальным положением дел.
Плакат Добровольческой армии. 1919
Два месяца спустя Югпроф направил еще одну письменную жалобу генералу Май-Маевскому, военному губернатору Харькова. Жалобы были знакомыми: местные власти беспричинно запрещают митинги, арестовывают лидеров и запугивают некоторых из них расстрелом. В порыве самодурства жандармерия не позволила членам профсоюза использовать на митингах слово «товарищ». Май-Маевский даже не удосужился ответить Югпрофу. Отношение ведущих генералов армии сделало сотрудничество любого члена профсоюза с белым затруднительным.
Тема сотрудничества наиболее бурно обсуждалась в связи с вопросом, принимать ли приглашение Особого совещания принять участие в работе комиссии, работающей над трудовым законодательством. В июне 1919 года Я. Д. Прядкин, кадет-горнопромышленник и утвержденный член этой комиссии, обратился к Югпрофу от имени Особого совещания и попросил рабочих избрать делегатов. В разговоре с Прядкиным представители Югпрофа перечислили ряд условий своего участия.
Они хотели выведения забастовок из компетенции военно-полевого суда, свободы профсоюзных митингов и печатной деятельности и обещания невмешательства военных в работу профсоюзов. Прядкин обещал передать условия Особому совещанию, а представители профсоюзов согласились передать вопрос об участии местным организациям. В следующие недели во всех промышленных районах прошли митинги представителей профсоюзов. Они выявили двойственное отношение рабочих к белым. Хотя большинство решительно высказывалось за участие, везде было значительное меньшинство, которое выступало против, и почти у всех были сомнения.
Рабочие понимали, что сейчас у них есть инструмент давления на переговорах. Армии требовалось их участие в комиссии, потому что их присутствие увеличило бы шансы того, что рабочие сочтут итоговое законодательство приемлемым. Белые хотели распространить образ совместной работы офицеров, работодателей и наемных работников, чтобы нейтрализовать реакционный образ армии в России и за рубежом. У воинственно настроенных социалистов не было никакого желания оказывать эту помощь Добровольческой армии, которая защищала капиталистов и жестоко угнетала рабочих. С другой стороны, обладатели умеренных взглядов на тот момент ожидали окончательного поражения большевиков и надеялись установить хорошие отношения с теми, кого считали будущими правителями России. Они хотели заслужить право профсоюзов на существование. При лидерстве меньшевиков в профсоюзном движении центристы прочно стояли у руля.
20 августа делегаты губернских организаций встретились в Харькове для выбора 18 представителей (от работодателей должно было быть столько же) и согласования ряда принципов, которым эти представители должны следовать. Состав делегации точно отражал настроения и взгляды рабочего класса. Из состава делегации и принципов, принятых конференцией, было ясно, что сотрудничество с представителями армии и промышленности будет нелегким. Конференция избрала ряд рабочих, которые не одобряли сотрудничества, а также приняла декларацию, которая была крайне враждебна политике Добровольческой армии. Эта декларация осуждала Добровольческую армию, которая, как там говорилось, разрушила достижения Мартовской революции, уничтожила свободу печати и собраний, ввела террор и казни без суда и следствия и предоставила свободу организаций только реакционным организациям. Далее там утверждалось, что Особое совещание не может представлять интересы российского народа и что поэтому рабочие заранее снимают с себя всякую ответственность за итоговое законодательство.
Комиссия по трудовому законодательству начала работу 15 сентября в Ростове. После вступительного слова М. М. Фёдорова слово попросил Лабутин, рабочий по металлу, и начал зачитывать Харьковскую декларацию. Когда он прочитал, что казни под властью Добровольческой армии стали повседневным явлением, Фёдоров прервал его, сказав, что не позволит критиковать Добровольческую армию и что делегаты должны свести свои замечания к вопросам, которые находятся в компетенции комиссии. На этом моменте делегаты от рабочих посовещались и решили покинуть зал заседаний, если у них не будет возможности зачитать свою декларацию. Фёдоров отверг этот ультиматум, и рабочие покинули Ростов в тот же день. Так закончилось сотрудничество социалистов — лидеров рабочего движения с Добровольческой армией.
Каждая из сторон, естественно, винила другую. Деникин увидел в поведении лидеров рабочего класса влияние Москвы, что было, конечно, абсурдным утверждением. Югпроф винил Добровольческую армию в целом и Фёдорова в частности. Его резолюция от 18 сентября указывала, что даже во времена царизма рабочим позволялось высказаться. Представители местных профсоюзных организаций единодушно одобряли поведение делегатов.
