Двумя месяцами позже агенты сообщали не об апатии, а об открытой враждебности части населения. Крестьяне подпали под влияние анархистов, а их банды угрожали власти белых во всем регионе. Рабочие все чаще бастовали.
Капиталисты спекулировали, скупая советские деньги. По мнению одного из авторов донесений, они целенаправленно провоцировали рабочих на забастовки в надежде, что Добровольческая армия вмешается и запретит профсоюзное движение.
В то время как Добровольческая армия правила большой частью бывшей Российской империи и угрожала Москве, население Харькова потеряло веру в способность белых выжить. Слухи кишели. Некоторые заявляли, что знают, что Деникин планирует назвать Шкуро «диктатором Украины», и поскольку у Шкуро была репутация беззаконного мародера, «новости» порождали страх. Агитаторы большевиков среди рабочих и националисты среди крестьян действовали все более свободно. Где бы власти ни арестовывали провокаторов, их место занимали другие.
Агент Добровольческой армии, некий лейтенант Фёдоров, писал: «Евреи играют самую отрицательную роль. Они распространяют слухи и инсинуации о Добровольческой армии. Надо сказать, что ни один класс, ни одна политическая группировка не отличаются разумным поведением, и никому из них нельзя доверять. В существующей ситуации компромиссов недостаточно, а полумеры бесполезны. Чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных мер». Лейтенант советовал усилить террор. Харьков вернулся в начальную точку: теперь население было готово приветствовать большевиков как освободителей.
Добровольческая армия удерживала Киев с 31 августа по 16 декабря. Нужда и зверства Чека сплотили население против большевиков. В конце августа хлеб стоил от 120 до 140 рублей за фунт; это означало, что многим он был недоступен. Перед тем как вынужденно отступить, красные ужесточили казни. В день прихода Добровольческой армии население ворвалось в штаб Чека и нашло десятки тел, от которых палачи не успели избавиться.
Во время правления большевиков белые успешно подготовили почву действиями подпольной организации, которая сообщала в штаб о силах и намерениях противника, составляла список сотрудничавших с большевиками и даже выпускала нелегальную газету, печатавшуюся на станке Коммунистической партии. Работа подполья позволила белым немедленно арестовать некоторых из своих врагов. Самой серьезной козырной картой белых был дешевый хлеб: в первые дни сентября он стоил всего 7 рублей за фунт.
Однако Добровольческая армия не осуществила приготовлений по смене городской администрации, и в первые дни царила полная неразбериха. Большевики разрушили все, что могли; они оставили помещения не только без пишущих машинок, но и без столов и стульев. Белые наказывали всех, кто работал с большевиками, не важно, в каких пределах, и в результате для ведения ежедневных дел у них не хватало опытных чиновников. Ожесточенные люди использовали возможность мелочной мести, и от ложных доносов не было защиты. Возможно, хуже всего, что армия не могла гарантировать безопасность населения: вооруженные банды безнаказанно шатались по городу, грабя и убивая. Генерал Бредов, военный командир, не справлялся со своими задачами. Он пытался решить все вопросы самостоятельно, и тысячи людей выстраивались в очередь, ожидая, пока он их примет. Конечно, в этой суматохе ему мало что удавалось сделать.
Политическая жизнь в Киеве была более консервативной, чем в Харькове. Кадеты, несмотря на то что они были скомпрометированы прежним сотрудничеством с гетманом и немцами, в городе преобладали. Их лидер, Григорович-Барский, вернулся с Добровольческой армией и назначил своих последователей на посты в городской администрации.
Важнейший вопрос для Добровольческой армии в Киеве заключался в том, как относиться к украинским националистам. Политическая жизнь была разбита на два лагеря. Хотя умеренные националисты сначала преуменьшали свою приверженность украинскому делу, они приняли обращение Деникина с ужасом и враждебностью. Шульгин и его друзья, с другой стороны, отказались проводить различия между различными нюансами националистов и выступали за непреклонную политику по отношению ко всем ним. Его газета «Киевлянин» была влиятельным органом, который распространял пропаганду ненависти ко всем нерусским.
Армия действовала в духе Шульгина: она запрещала тех, кто был сторонником даже скромных уступок украинцам. Когда, например, одна газета посоветовала возобновить контакты по почте и телеграфу с частями страны, которые еще находились под властью Петлюры, власти закрыли газету.
Безразличие по отношению к политическим организациям в Киеве было даже сильнее, чем в Харькове. Кадеты организовали несколько митингов и лекций, но их плохо посещали, и они мало повлияли на население. «Лидеры» остались без последователей. Со временем люди все лучше осознавали, что белые скоро проиграют Гражданскую войну, так что старались избежать отождествления с этим режимом. В начале октября маленькому отряду большевиков удалось прорваться в город и занять его на несколько дней. Этот эпизод показал хрупкость власти Добровольческой армии. Белые пытались противодействовать чувству обреченности и беспомощности усилением террора. Они жестоко подавляли тех, кого они подозревали в сочувствии к большевикам или петлюровцам.
Анархисты
Летом и осенью 1919 года Добровольческая армия заняла крупнейшие города Украины и контролировала железнодорожные линии. Но в остальной части страны, в отдаленных селах, армия обычно давала о себе знать, только пока ее части проходили через село. В остальных случаях царил хаос: крестьяне взяли закон в собственные руки, и их мелкие отряды нападали на представителей властей. Для большинства жителей Украины завоевание Деникиным страны практически ничего не изменило.
Во время Гражданской войны слово «анархия» имело двойное значение. Оно обозначало состояние беззакония и суматохи, а также идеологию крестьянского движения. Очевидно, что было бы неверно описать сражавшихся крестьян как сознательных анархистов. Средний крестьянин знал о Бакунине и Кропоткине не больше, чем средний солдат Красной армии о Марксе. Однако яростное неприятие крестьянами правительств было очень в духе Бакунина, так что справедливо их описать как инстинктивных анархистов.
Охарактеризовать это движение сложно. В течение 1919 года существовали сотни отрядов, многие из них — только случайные сборища десятка или около того людей, которые осуществляли нападения на своих врагов. Власти не знали имен лидеров, а временами даже не были осведомлены о существовании самих отрядов. Более того, невозможно провести разделения между крестьянскими отрядами и регулярными армиями. Слишком часто командиры, сражающиеся в «регулярных» армиях националистов, большевиков или белых, не отличались идеологически и в методах борьбы от главарей анархистов. Самый известный, или печально известный, атаман Г. Григорьев, сражался по очереди за гетмана, за Петлюру и за большевиков, а затем закончил карьеру, сражаясь сам за себя. Очевидно, было бы ошибочно говорить, что в последние недели жизни он изменился. Лидер Добровольческой армии Шкуро, донской казак Мамонтов и командир Красной армии Будённый имели много общего с атаманом Григорьевым, хотя никто из них не дезертировал. Партизанщина, как это называлось, отвечала духу времени, и она глубоко заразила всех соперников.
