Британцы были немногим лучше. Они позволили своим местным представителям вырабатывать политику, и в результате — как в Екатеринодаре и Тбилиси, например, — давали взаимно противоречивые обещания, смущая и в итоге отвращая всех. Британские «инструкторы», которые временами сражались бок о бок с белыми, мало заботились о том, чтобы скрыть свое презрение к принимающей стороне, и поэтому порождали неприязнь.
Почему союзники настолько халтурно подошли к осуществлению интервенции? Во-первых, они чрезвычайно недооценили сложность задачи. Они соблазнились очевидной слабостью революционного режима и не смогли увидеть, что их «друзья» даже слабее. Они не понимали, что победу одержит та сторона, которая сможет навязать российскому народу порядок, и что в этой жизненно важной задаче иностранцы не могут обеспечить никакой помощи. Во-вторых, они были ужасающе невежественны касательно исключительно сложной ситуации. Ллойд-Джордж думал, что Харьков — это генерал; генерал Бориус ввел осуществляющие интервенцию французские войска в одесскую неразбериху без более точных инструкций, чем «действовать заодно с патриотически настроенными россиянами». В-третьих (что, возможно, наиболее предосудительно), государственные деятели Британии и Франции не видели ограничений, в рамках которых должны действовать. Ненавидеть большевиков было недостаточно; необходимо было иметь силу для их подавления. Британские и французские солдаты после ужасающего опыта Первой мировой войны не имели никакого желания сражаться в России за белых, которых воспринимали как сторонников реставрации монархии. Государственные деятели, которые не знают, что целям должны соответствовать средства их достижения, не заслуживают этого названия.
Сложно установить, насколько сильно интервенция союзнических войск повлияла на ход Гражданской войны. Советские историки всегда крайне переоценивали роль иностранцев. Это служило их националистическим целям: представить дело так, что российский народ сражался с несколькими реакционными генералами, которых поддерживала вся мировая капиталистическая система. Конечно, достижения Красной армии показались бы крупнее, если бы мы верили, что она победила объединенные силы западного мира. Советские историки бессовестно манипулировали данными, выбирая в качестве главного злодея ту страну, которая оказывалась в определенный момент самым опасным противником: сначала Британию, затем Германию и наконец Америку. Они создавали фантастические сценарии, в которых вся история Гражданской войны организована согласно мифическим кампаниям Антанты.
Американские войска во Владивостоке. 1918
После того как мы исключим очевидно преувеличенные заявления, все же могут оставаться обоснованные сомнения касательно значимости интервенции. С одной стороны, можно аргументированно доказывать, что как бы много союзнического оружия ни помогало белым, этот вклад был нейтрализован вредом, который они причинили, позволив большевикам рисовать себя защитниками национальных интересов. С другой стороны, можно уверенно сказать, что без иностранной помощи белые для производства столь необходимого вооружения были бы вынуждены вносить сложные коррективы в свою экономическую систему; вероятно, это дополнительное усилие разрушило бы белый режим раньше.
Независимо от того, как мы разрешим это противоречие, необходимо помнить, что Гражданская война в действительности была именно гражданской: ее вели люди исчезнувшей империи, она была следствием ситуации в России и окончательно решила соотношение внутренних сил.
Интервенция иностранцев в Россию началась в условиях Первой мировой войны. Британские и французские политики презирали все, что отстаивали большевики, но поскольку война в Европе продолжалась, их первоочередным интересом было поражение Германии. Их политика по отношению к России основывалась на иллюзорной надежде, что второй фронт можно восстановить. Для этого они были бы готовы сотрудничать даже с правительством Ленина. Союзнические войска первоначально пришли в Россию, чтобы предотвратить попадание вооружения, которое они поставляли во время войны, в руки немцев. Однако иностранцы высадились в малом количестве и остались в окраинных районах, где их влияние на ход Гражданской войны было ограниченным.
Конец войны в Европе был поворотным пунктом в истории интервенции. С одной стороны, ее защита больше не могла быть частью антигерманской операции; с другой — союзнические силы впервые обладали средствами для оказания существенной помощи друзьям. Государственные деятели Парижа и Лондона долго не колебались: в течение месяца после заключения перемирия французы высадили войска в Крыму и в Одессе, а британцы направили своих людей на Кавказ. Именно в этих трех районах Добровольческая армия вступила в прямой контакт с интервентами.
Одесса
В первые месяцы 1919 года Добровольческая армия была вовлечена в сложную серию событий, которые происходили в Одессе. Через изучение этой сложной ситуации — отношений белых генералов с французскими интервентами и местными политиками — мы можем получить дополнительное глубинное понимание представлений белых о Гражданской войне.
Одесса, один из крупнейших городов Украины, не была типичным украинским городом. Только 17 процентов ее населения были украинцами; 36 процентов были евреями, 39 процентов — русскими, а также были малочисленные меньшинства греков, армян и поляков. Украинский национализм был здесь лишь ограниченно популярен, а националисты считали город чужеродным. Одесса была основана только в конце XVIII века, но быстро росла, и к моменту революции это был не только один из крупнейших портов страны почти с миллионом жителей, но и центр промышленности с многочисленным рабочим классом.
В начале декабря 1918 года австрийцы и немцы вывели войска из Одессы, и казалось, что ситуация будет здесь развиваться по аналогии с киевской. Власть Мустафина, гетманского губернатора, пала, как только иностранцы ушли. Скоропадский назначил генерала Бискупского командующим малочисленными и деморализованными украинскими войсками и надеялся спасти город от Петлюры, заручившись поддержкой организации русских офицеров. Центр Добровольческой армии, который действовал под командованием адмирала Ненюкова в полуконспиративной обстановке, насчитывал всего 1500 человек. Как и в Киеве, русским пришлось делать неприятный выбор: сражаться за Скоропадского, которого недолюбливали, или оказаться под властью Петлюры, которого ненавидели. Они решили сражаться.
Политики различных убеждений, от радикальных социалистов до монархистов, пытались заполнить вакуум власти. Ситуация стала еще более сложной, когда в Одессу прибыло большинство делегатов злосчастной Ясской конференции. Эта конференция была организована для того, чтобы объединить белый лагерь и координировать действия антибольшевистского движения с планами союзнических сил. Делегаты прибыли в Одессу, потому что хотели находиться поблизости, когда интервенция действительно начнется. Два представителя Добровольческой армии, В. В. Шульгин и А. Н. Гришин-Алмазов, вскоре обнаружили, что они тесно связаны с местной ситуацией. Энергичный Шульгин принял на себя ответственность. Он убедил адмирала Ненюкова передать командование 32-летнему генералу Гришину-Алмазову. Смена командования практически ничего не изменила: российские войска определенно были недостаточно сильны, чтобы остановить националистов, а Деникин не мог оказать им поддержку. Петлюровцы вошли в город 11 декабря, а россиян от окончательного разгрома и унижения спасла только помощь выдающегося французского дипломата Эмиля Энно.
