Деникин, которого Боровский держал в курсе дела, на следующий день отправил телеграмму, в которой высказал свою накопившуюся озлобленность. Он не только инкриминировал правительству нарушение предыдущих договоренностей, но и винил их в мощи большевиков. Он угрожал возмездием тем, кто осмелится вмешаться в деятельность армии, и предупреждал, что силы Добровольческой армии будут немедленно выведены, пока правительство не признает свою ошибку.
Понятно, что крымчане были не в том положении, чтобы оказать неповиновение Деникину. 3 апреля Красная армия взяла Перекоп и вошла на полуостров. И не было силы, которая бы остановила это наступление. В этот момент правительство и армия создали Комитет обороны, состоящий из Крыма, Чаева и Богданова под руководством Боровского. Но было слишком поздно: дни антибольшевистского режима в Крыму были сочтены.
Провал крымского эксперимента имел значимость для хода Гражданской войны, поскольку развенчал идею о разделении военной и гражданской властей. Если бы либералам удалось завоевать доверие общества и если бы офицеры и политики могли действовать сообща, такую схему, сторонниками которой были многие из политиков, можно было бы опробовать повсеместно.
Либералы не были исключительно одаренными политиками. Они ссорились между собой по сравнительно неважным вопросам, и им не удалось привлечь на свою сторону и организовать даже часть населения. Однако основная ответственность за провал эксперимента лежит на генералах. У них отсутствовало понимание проблем, с которыми сталкиваются политики, и важности работы, которую те пытались делать. В результате, вместо того чтобы их поддерживать, они ослабляли их воздействие. Командование в Екатеринодаре не понимало, что правительство Крыма расширяло власть Добровольческой армии; напротив, они считали политиков просто раздражающими надоедалами и возмущались любым проявлением независимости.
Отношения армии и правительства повторили схему, установившуюся в 1917 году. Офицеры, видя вокруг общую неорганизованность, винили политиков за то, что те не предпринимают решительных мер против подрывных элементов. Они были сторонниками методов твердой руки, не понимая, что это не сработает, потому что ни у кого нет твердой руки. Репрессии неизбежно оказывались неэффективными, потому что не могли быть всеобъемлющими.
Либералы надеялись, что иностранные интервенты поддержат их в их ссоре с русскими генералами. Первые корабли союзнических сил прибыли в Севастополь уже 25 ноября 1918 года. Правительство кадетов надеялось, что демократические страны, такие как Англия и Франция, бросят все свои силы на борьбу за правое дело.
В. Оболенский, либеральный крымский политик, описывал в своих мемуарах душераздирающий эпизод. Население Севастополя планировало большой прием для флота союзнических сил. Прибыло правительство в полном составе, Добровольческая армия направила представителя, а Оболенский возглавлял делегацию земства, состоящую, помимо него, из двух простых крестьян. Русские, конечно, приготовили официальные речи. Но торжественного подтверждения союзническо-российской дружбы не получилось. Когда русским позволили взойти на борт английского флагмана, им пришлось прождать несколько часов даже без возможности присесть. Британский адмирал Калторп, который наконец их принял, ничего не знал о политической ситуации в Крыму и даже не слышал о существовании правительства. Двое крестьян земства попросили Калторпа сойти на берег, чтобы вручить ему традиционные хлеб-соль, но адмирал отказался; у него не было инструкций для таких непредвиденных обстоятельств.
Британско-французское соглашение от декабря 1917 года, которое разделяло Россию на зоны и о котором русские ничего не знали, помещало Крым во французскую зону интересов. Соответственно, британские корабли вскоре покинули Севастополь и направились на Кавказ. В конце декабря 1918 года у французов был только один полк в Севастополе — сила определенно слишком малочисленная, чтобы оказать влияние на ход Гражданской войны.
Однако надежда долго сохранялась. Либералы продолжали верить, что этот полк — всего лишь символ того, что появятся и другие, так что им казалось: нет ничего более важного, чем завоевывать хорошее отношение иностранцев. Винавер даже перенес свое министерство из Симферополя в Севастополь, чтобы быть поближе к французам. Он предпринимал все возможные усилия, чтобы получить поддержку полковника Рюйе, командующего севастопольским гарнизоном, не понимая, что низкоранговый французский офицер не имеет возможности влиять на политику своего правительства.
По мере того как отношения крымчан с Добровольческой армией становились все более натянутыми, правительство все больше и больше беспокоилось о замене оккупации Добровольческой армии на французское правление. Если получится убедить французов прислать больше людей, то Добровольческая армия сможет отправиться на фронт и воевать с большевиками. Однако все попытки были тщетны: французы собирались только установить контроль над Севастополем, и их откровенно не интересовали согласованные действия с Добровольческой армией, даже в случае нападения большевиков.
То обстоятельство, что их вклад в поставки и воинскую силу был скромным, не мешал им указывать россиянам, что тем делать. Вследствие несогласий с Бертло и д’Ансельмом Деникин планировал перебросить войска Тимановского из Одессы в Крым, но французы запретили это перемещение. Возможно, дополнительные шесть тысяч человек могли бы спасти Крым. Оставление Одессы, к которому Добровольческая армия была совершенно не готова, обнажило левый фланг белого фронта и обрекло Крым.
Когда Деникин планировал перенести свой главный штаб в Крым, Франше д’Эспере позволил себе дать ему совет: «Я полагаю, что генералу Деникину следует быть с Добровольческой армией, а не в Севастополе, где в этот момент находятся французские войска, которыми он не командует». 25 марта Франше д’Эспере прибыл в Севастополь. Он поучал правительство и командование флота. Он порицал постыдное поведение русских офицеров, интеллигенции и буржуазии, которые пытаются спрятаться за спиной союзников, ожидая, что в бой пойдут другие. Поскольку в этот момент было понятно, что Добровольческая армия не сможет остановить наступление большевиков, выживание антибольшевистского Крыма зависело от французской помощи. В этих условиях россияне покорно слушали. Генерал обещал помощь: если русские смогут сдержать врага на две недели, будет прислано подкрепление. И снова союзнические силы не сдержали своих обещаний.
Большевики ворвались на остров и наступали, почти не встречая сопротивления. 8 апреля правительству пришлось эвакуировать Симферополь и разместиться под французской защитой в Севастополе. Полковник Труссон, которого Франше д’Эспере только что назначил на место Рюйе, абсолютно не принял во внимание существование правительства. Он объявил военное положение и осадное положение. Провозгласив себя военным губернатором, он взял всю власть в свои руки. Он назначил своим помощником генерала Субботина, командующего войсками Добровольческой армии в Севастополе, и таким образом подчинил себе российские войска.
Казалось, что Севастополь можно удержать. 12 и 14 апреля сенегальские и алжирские войска, которые было слишком поздно высаживать на берег в Одессе, прибыли в Крым. Теперь у Труссона под командованием было семь тысяч человек и сокрушительное превосходство в огневой мощи над врагом. Он планировал строить защиту города на основе корабельной артиллерии судов в гавани.
