Когда большевики заняли Дон и Терек, парламенты, правительства и армии искали убежища на Кубани. Прибывшие не отличались хорошим поведением, и их встретили с враждебностью не только в селах иногородних, но и в казачьих станицах. Донская армия поддерживала дисциплину лучше, чем подразделения Кубани, и, соответственно, Ставка использовала эти войска для подавления восстаний и организации карательных экспедиций против тех, кто не хотел воевать. Лидеры Дона страстно желали возобновления наступления, с тем чтобы как можно скорее освободить свою родную территорию. Напротив, кубанские казаки все больше уставали от войны и хотели ограничиться просто оборонительными действиями.
Также были серьезные трения между политиками Терека и Кубани, по большей части в результате дела Калабухова. Калабухов был казнен за заключение договора с представителями горских республик, которые находились в состоянии войны с Тереком. Соответственно, казаки Терека одобряли жестокую кару, осуществленную Добровольческой армией, а кубанские политики считали это повешение грубым нарушением их суверенитета. Когда кубанские казаки надеялись на единый казачий фронт против Деникина, они не всегда находили поддержку.
Кубанские казаки больше не верили в возможность победы. Многие из них, вместо того чтобы вступить в армию, предпочитали ударяться в бега. Уже существующие части отказывались сражаться. Дисциплина была особенно низкой, а число дезертиров — особенно высоким среди черноморских казаков, но у линейцев обстановка была немногим лучше. Генерал Забржицкий, глава управления снабжения, писал о них: «Казаки не вступают в бой. Когда они слышат звук орудий, то седлают коней и отступают. Без паники и беспорядка. Это хуже всего. Они просто не хотят сражаться».
Кубанские политики проявляли усталость от войны и враждебность к Добровольческой армии. На выборах, которые проводились в декабре, после унижения Рады, была избрана самая бескомпромиссная группа делегатов. Впервые среди политиков войска полностью преобладали черноморские казаки. Когда атаман Успенский неожиданно умер от тифа, черноморским казакам удалось выбрать в качестве его преемника своего кандидата, генерала Букретова. Эти выборы противоречили закону Кубани, который требовал, чтобы атаман был казаком или имел пятнадцать лет службы в войске. Однако радикалы очень хотели избрать его, так что были готовы посмотреть сквозь пальцы на его неполное соответствие этим условиям. Его главными привлекательными чертами были хорошо известная враждебность по отношению к Ставке и то обстоятельство, что Деникин его презирал. Интересно, что плохое мнение Деникина о новом атамане не имело никакого отношения к политическим разногласиям. Главнокомандующий считал его бесчестным аферистом и подозревал в хищениях.
Букретов разочаровал сепаратистов. Как русский офицер, он был мало заинтересован в независимости Кубани. После отставки генерала Деникина он без всяких проблем сотрудничал с генералом Врангелем, новым главнокомандующим, и хорошо работал с умеренными политиками-линейцами.
Рада выбрала премьером В. Н. Иваниса, черноморского казака. Иванис, будучи министром торговли в предыдущем правительстве, установил контроль экспорта и пошлины на экспорт и импорт, что привело к экономической войне с Добровольческой армией. Понятно, что избрание Иваниса было еще одним тревожным событием с точки зрения Ставки.
Но самым могущественным кубанским политиком того времени был И. П. Тимошенко, новоизбранный председатель Рады. 32-летний социал-демократ Тимошенко был лидером правого крыла. Он испытывал непримиримую вражду к Добровольческой армии. Тимошенко надеялся создать третью силу между красными и белыми и для этой цели установил контакты с меньшевистской Грузией и Петлюрой. Когда Кубань пришлось эвакуировать, Тимошенко не последовал за армией в Крым, а бежал в Грузию.
Иваниса, Тимошенко и Букретова объединяло враждебное отношение к Добровольческой армии, но они не любили друг друга и часто действовали наперекор друг другу. Будь Деникин умелым политиком, он мог бы извлечь преимущество из разногласий между врагами, но, с его точки зрения, все трое были таким злом, что даже видимость временного сотрудничества или малых уступок была просто совершенно невозможна.
18 января в Екатеринодаре собрался Верховный круг. Каждое войско прислало 50 представителей. Казаки Терека, которые понимали, что их родную территорию можно вернуть только с помощью русских, были наименее враждебны к Добровольческой армии. За исключением малочисленного левого крыла, которое голосовало вместе с радикалами Кубани, делегаты Терека действовали как посредники между Кругом и штабом.
Делегаты Дона, как представители крупнейшего войска и сильнейшей армии, играли решающую роль. Три четверти делегатов Дона были центристами, возглавляемыми такими надежными друзьями Добровольческой армии, как Харламов, Парамонов и, конечно, атаман Богаевский, один из старейших товарищей Деникина по оружию. Генерал Сидорин, командующий Донской армии, который все чаще критиковал командование Деникина, тем не менее, остался при убеждении, что разрыв с Добровольческой армией будет губителен. Сила умеренных, однако, была серьезно подорвана активными левым и правым крыльями. Левое возглавлял П. М. Агаев, социалист, у которого было много приверженцев среди солдат. В общем и целом солдаты были более радикальны, чем старики (те, кто стар), которые остались дома. Янов сохранил лидерскую позицию у прогерманских, прокрасновских и монархистских правых. Хотя левые и правые были слабы, они зачастую успешно сотрудничали, противодействуя Ставке. В общем, под влиянием постоянных поражений политики Дона стали более радикальными и враждебными по отношению к Добровольческой армии. Старые методы не работали; многие были готовы экспериментировать с новыми.
Круг избрал председателем Тимошенко. Это был огромный удар для Ставки, которая ожидала избрания Харламова. Но Харламов, глава делегации Дона, не мог быть избран просто потому, что его считали слишком хорошим другом генерала Деникина.
С лета 1919 года представители Добровольческой армии и казаков вели переговоры о том, как должна быть реорганизована государственная структура Южной России. Поражения радикальным образом изменили относительную прочность позиций обеих сторон. Добровольческая армия, которая всегда была лучше всего сражающимся подразделением Вооруженных сил Южной России, несла тяжелейшие потери. В начале 1920 года это подразделение, теперь называющееся Добровольческим корпусом, все еще сохраняло дисциплину и боевой дух, но было так малочисленно, что, возможно, не могло занимать самостоятельное положение. Казаки, которые теперь больше, чем когда-либо, составляли подавляющее большинство воюющих, требовали большего участия в процессе принятия решений.
И Врангель, и Деникин предвидели возможность таких изменений в декабре 1919 года. Одной из причин желания Врангеля не отступать на территории казаков была его открытая нелюбовь к казацкому «левачеству». Врангель и его политические сторонники скорее бы списали казаков со счетов, чем пошли на политические уступки им. Деникин также должен был понимать, что отступление на восток означает увеличение зависимости от казаков и как следствие поворот к более левой политической ориентации. Стратегические и политические соображения были очевидным образом связаны.
