Деникин не хотел обнародовать конституцию без предварительного одобрения кубанского правительства. Шестая часть конституции не имела особого значения, кроме того, что общих в очертаниях говорила об ограничениях власти, которыми Добровольческая армия хотела обременить кубанское правительство. (Отношения с кубанским правительством будут описаны в следующей главе.)
Принятие этого документа не внесло никаких изменений в жизнь армии. Неудивительно, что Билль о правах часто игнорировался; в смутное время Гражданской войны и речи ни могло идти о полной свободе печати и собраний. Незаконные аресты также не стали более редкими. Конституция не повлияла на авторитет Деникина; власть, которой он обладал, была и без этого документа. Параграфы, касающиеся кубанской автономии, не имели шанса быть одобренными ее правительством и Радой, а Деникин не имел ни возможности, ни желания насаждать их силой. Особое совещание начало свою работу, но оставалось крайне неэффективным органом.
Тем не менее, конституция является очень интересным ценным историческим документом, так как отражает идеи и ход мыслей лидеров Добровольческой армии. Соколов и Степанов были убежденными кадетами, поэтому документ также отражает идеологию их партии. Самое интересное то, что оба кадетских адвоката подходили Деникину и всем остальным генералам; они разделяли одни и те же взгляды. Деникин, кроме всего прочего, был и всегда оставался либералом.
Белое движение не провозгласило цели, а его лидеры отказывались говорить о будущем России. Больше всего оно хотело создания правового государства. Эта цель была слишком прогрессивной для XIX и начала XX века, а в условиях Гражданской войны просто неуместной. Чтобы понять противоречия главного документа Белого движения, созданного всего лишь после года сражений, нужно сравнить его с простейшим заявлением большевиков, обещавшим землю и мир сразу после того, как они получат власть. Красные, в отличие белых, знали, как использовать настроения русских людей.
Особое совещание
После смерти генерала Алексеева Деникин стал верховным главой Добровольческой армии как на словах, так и на деле. Так как Деникин должен был выбирать членов Особого совещания, а они отвечали только перед ним, то работа совещания целиком зависела от его действий. К несчастью, он не обладал ни темпераментом, ни образованием, необходимыми для той роли, что ему выпала. Он не понимал, что исключительные обстоятельства требуют исключительных методов. Н. И. Астров, современник и член Особого совещания, писал: «Провал был еще более трагичен, так как верховный руководитель был и оставался безумно преданным русской национальной идее, самоотверженный, бескорыстный, честнейший человек, но… не в своей тарелке в революционной атмосфере. То же самое относится и к людям, окружавшим его». Одним из главных недостатков Деникина была его провинциальность. Советский историк писал: «Штамп провинциальности стоял на всех деяниях и взглядах Деникина. Он никогда не был центровой русской личностью. Он занял центральное положение в контрреволюции только потому, что был одним из главных участников мятежа Корнилова. После смерти Корнилова и Алексеева власть оказалась в руках Деникина…».
Главнокомандующему просто не хватало знания политики, чтобы выбрать себе лучших помощников. Будучи скромным человеком, он признавал свое невежество: «Благодаря обстоятельствам моей жизни и военной службе в основном на периферии [России] раньше у меня было мало контактов с политическим миром и общественными деятелями, поэтому у меня не хватает опыта, чтобы выбрать людей на высокие посты администрации. Я пользовался таким методом: когда ко мне приходили кандидаты правых убеждений, я задавал им «левые» вопросы, и наоборот».
Деникин часто жаловался, что ему недостает ответственных и способных людей в администрации. Эти жалобы справедливы. Многие политики уклонялись от своего долга, не помогали Добровольческой армии воссоздать Россию, в которую они верили. Некоторые из них предпочли изгнание, другие не хотели пачкать свою репутацию сотрудничеством с Белой армией, нести ответственность за ее промахи и бездумные действия.
Но виновато в этом было не командование армии. За малым исключением, старшие генералы разделяли предубеждения военных против политиков и интеллигенции в целом. Именно армия никогда не думала назначать гражданских на ответственные посты. Особое совещание было слабой организацией. У него не было прав, и оно редко обсуждало действительно важные проблемы. Тем не менее даже в такой организации военные преобладали. В списках членов Особого совещания всегда сначала перечислялись имена офицеров, независимо от того, кем они являлись.
Известные деятели не хотели заниматься мелкой работой, и к ним относились, как в Екатеринодаре. Шульгин, человек энергичный и творческий, имеющий огромное влияние на верхи армии, не смог занять место в Особом совещании. Номинально он числился членом «без портфеля», но на заседаниях не присутствовал. Вскоре он выехал сначала в Яссы, затем в Одессу. Как и Милюков, он понял, что ему нечего делать на заседаниях Особого совещания. Это был порочный круг: не доверяя политикам, офицеры не давали им высокие посты, поэтому их занимали лишь второстепенные люди. За небольшим исключением, гражданские участвовали в работе Особого совещания, но были лишены инициативы.
Председателем Особого совещания был генерал Драгомиров. А его первыми членами были Лукомский — глава военно-морского ведомства; В. А. Лебедев — торговли и промышленности, Е. П. Шуберский — путей сообщения; И. А. Гейман — финансового; генерал-лейтенант А. А. Макаренко — юстиции; А. А. Нератов (до приезда С. Д. Сазонова) — дипломатического; В. А. Степанов — государственного контроля. Ведомство внутренних дел было предложено Астрову, но он отказался. Он присутствовал на заседаниях, но не занимал официального поста; таким образом, место главы ведомства внутренних дел оставалось свободным в течение четырех месяцев. Генерал-лейтенант Санников, вернувшийся в конце октября, занял место главы ведомства по снабжению. Лукомский редко посещал заседания, и его место занимал его заместитель, генерал Вахмитинов.
Н. И. Астров, либеральный кадет, так описывал заседания в своих мемуарах:
«Главы ведомств в спешке докладывали о своих «делах», по большей части говорили о незначительных вещах, отвечали на вопросы Драгомирова и молча садились. Некоторые не вмешивались в обсуждения и молчали, как будто эти обсуждения их не касались. Казалось, что решения принимаются не Особым совещанием, а его председателем. Очень редко бывало, что кто-нибудь из членов задаст вопрос или выскажет свое мнение. А. А. Нератов, глава дипломатического ведомства, вообще не участвовал в обсуждениях. Гейман, глава финансового ведомства, бывший министр финансов, производил комическое впечатление. Присутствие генерала Макаренко в качестве главы ведомства юстиции просто не имело смысла. Но самое смешное впечатление производил В. А. Лебедев. Я помню этого господина на заседании 1-й Думы. Тогда он был расторопным юнцом. Никто не знал, откуда он, кто его назначил, какую роль он выполнял в Думе. Но он всегда появлялся там, где нужно, когда нужно посылал кого-то за чем-нибудь, искал что-то…».