Жители Закавказья не приняли большевистскую революцию. Развал Турецкого фронта, который явился результатом падения Временного правительства, грозил большой опасностью этому региону: грузины и армяне, исторические враги турок, остались беззащитными. Политики сформировали федеральное правительство, Закавказский комиссариат, куда вошли грузины, армяне, азербайджанцы и русские, для того чтобы немедленно устранить возникшие проблемы и организовать что-то вроде обороны. Это правительство осуждало большевистскую революцию. Ввиду будущих событий необходимо упомянуть, что в то время сепаратистские настроения не существовали, а фактическая независимость правительства досталась в наследство от центральной русской власти.
Брест-Литовский мирный договор стал причиной необходимости продекларировать независимость. Правительство пошло на это после долгих исканий, так как закавказские политики традиционно занимали позицию против сепаратизма; но это необходимо было сделать, чтобы избежать дипломатических сношений с правительством Ленина, которое, согласно Брест-Литовскому договору, отдало туркам большие территории, населенные грузинским и армянским населением. Из-за прямо противоположных интересов Закавказская Федерация вскоре распалась, а Азербайджан, Армения и Грузия провозгласили свою независимость.
Среди грузинских политиков преобладали меньшевики. Их правительство внедрило в жизнь программу социальных реформ: сословия были разделены, крупные отрасли промышленности национализированы. Республика Грузия вскоре нашла союзника против сильного внешнего врага, Турции. Этим союзником, что удивительно, стала Германия. В своих мемуарах генерал Людендорф объясняет германскую политику по отношению к Грузии следующим образом:
«Во время переговоров в Батуми [переговоры между Турцией и Закавказской Федеральной республикой] представители Грузинской республики подошли К генералу фон Лоссу с просьбой о защите со стороны Германии. Генерал ответил следующее: „В 1915 и 1916 годах мы пытались набирать грузинских добровольцев в Армении, но безуспешно. При этом нам пришлось иметь дело с влиятельными грузинами. Я могу только приветствовать эти связи, а также просьбу Грузии о защите со стороны Германии. В этом случае мы получим доступ к минеральным ресурсам Кавказа, независимо от Турции, а также получим рабочих для строительства железной дороги в Тифлисе. Последнее имеет огромную важность для сражений в Северной Персии. В конце концов, мы должны попытаться укрепить свои силы, подняв грузинские войска, которые можно использовать против Англии. Кроме того, мы не можем предсказать трудности со стороны Добровольческой армии, под командованием генерала Алексеева, с которыми, возможно, предстоит столкнуться на Северном Кавказе”».
С точки зрения отношений Добровольческой армии с Грузией последнее высказывание самое важное, так как показывает, что немцы предполагали использовать грузин против белых, если возникнет необходимость (она так и не возникла). В обширных материалах германского иностранного архива нет доказательств, что немцы когда-либо пытались убедить грузинское правительство не налаживать сердечные отношения с Алексеевым и Деникиным.
Как бы грузинские меньшевики ни относились к немцам, республика отчаянно нуждалась в их помощи; они представляли собой единственную силу, способную защитить от турок. Германское командование заставляло турок подписать приемлемый мирный договор с Грузией. Вскоре прибыли немецкие войска и завладели самыми важными дорогами и железнодорожными линиями. Немцы вели себя гораздо лучше в этой стране, чем в других, оккупированных ими регионах, и выполняли свою главную функцию — защитить от ненавистных турок. Поэтому местное население воспринимало их скорее как освободителей, чем как оккупантов.
Грузинское государство хотело оставаться нейтральным в Гражданской войне. Меньшевики не могли симпатизировать ни целям Белого движения, выраженным Алексеевым и Деникиным, ни Ленину и Троцкому. Троцкий был абсолютно прав, упрекая Грузию в том, что их «нейтральность» шла на руку белым. Причина пристрастности грузинской политики очень проста: красные представляли для Грузии большую угрозу, чем царские генералы с несколькими десятками тысяч солдат. Руководство в Тифлисе это прекрасно понимало: грузины несправедливо притесняли местных большевиков и сразу же стали сражаться с Красной армией после столкновения с ней в начале мая 1918 года.
После захвата Кубани Красная армия пошла на юг к берегу Черного моря. Это встревожило грузин, которые, подписав мирный договор с Турцией, в спешке послали свои войска против большевиков. Грузины также вооружили кубанских казаков, и вместе они успешно провели ряд боев: к середине июля заняли Туапсе.
В эти месяцы грузинское правительство не проводило никакой политики по отношению к Добровольческой армии. Из-за сложностей коммуникаций в военное время ходили лишь слухи о возникновении антибольшевистской армии под командованием Алексеева и Корнилова. Большое число русских офицеров осталось в Тифлисе после развала Кавказскою фронта. Меньшевистское правительство давало приют этим людям и даже платило жалованье. Когда офицеры узнали о сражениях Добровольческой армии, многие из них захотели присоединиться к ней; правительство ничего не имело против, но немецкое командование в Тифлисе, под началом генерала Кресса фон Крессенштейна, враждебно относилось к этим офицерам и препятствовало их отъезду. Доклады Кресса фон Крессенштейна в министерство иностранных дел часто содержали жалобы на русских офицеров, которые, по его мнению, обвиняли правительство в прогерманской политике. Но почему при таких обстоятельствах Крессенштейн не способствовал отъезду офицеров из Грузии? Тем, кто действительно хотел присоединиться к антибольшевистскому движению, удалось первыми покинуть Грузию.
Грузинское население узнало об успехе 2-го Кубанского похода Добровольческой армии только в августе, после падения Екатеринодара. Чтобы наладить контакт, Деникин послал Е. В. Масловского, бывшего квартирмейстера Кавказского фронта, который знал многих грузин во время своей службы в Туапсе. Из мемуаров Масловского становится ясно, что Добровольческая армия сотрудничала с Грузией с большой осторожностью и недоверием. Деникин просто недостаточно разбирался в политических нюансах, чтобы понять: альтернативой прогерманской ориентации была турецкая оккупация Грузии. Не понимал он также и сложных мотивов, объясняющих грузинский сепаратизм. Деникин был встревожен тем, что грузины взяли Туапсе, даже несмотря на тот факт, что захватили они этот город, выбив большевиков. Туапсе был конечным пунктом нефтепровода, идущего из Каспийского нефтяного месторождения, а также конечной железнодорожной станцией на Майкопской железной дороге. Деникин хотел, чтобы этот город находился под контролем Добровольческой армии.
Желание армии контролировать территорию было гораздо сильнее и больше, чем возможность сделать это; Деникин хотел бы захватить Черноморское побережье на границе с Грузией, но мог отправить с Масловским лишь 25–30 казаков. В это время белые яростно сражались с большевиками в предгорьях Кавказа, и Деникин просто не мог отрядить большее количество бойцов. У рассудительного Масловского его миссия вызывала сомнения; он считал, что Добровольческая армия, вместо того чтобы пытаться оккупировать как можно большую территорию, должна сотрудничать с Грузией. Он также считал более разумным встретиться и переговорить с правительством в Тифлисе, чем с местным командованием в Туапсе. Деникин с ним не согласился; он не желал посылать делегацию в город, находящийся под немецкой оккупацией.
