Масловский прибыл в Туапсе 31 августа и был великолепно принят. Генерал Мазниев, командующий грузинским гарнизоном, занимал несколько важных постов на европейском фронте во время мировой войны и считал себя русским патриотом. Он продолжал носить награды, которые получил на службе у царя. Мазниев очень хотел сотрудничать с Добровольческой армией, даже если бы ему пришлось отказаться от своего поста, став представителем русской армии.
В это время войска большевиков под командованием Матвеева угрожали Туапсе. Масловский мобилизовал офицеров, проживающих в городе, и сформировал небольшой отряд из 120 человек, с помощью грузин, снабдивших их оружием. Пока большевики подходили, грузины в панике отступали к Сочи. И только крошечный отряд продолжал сопротивление. Умелой тактикой офицерам этого отряда удалось убедить врага том, что он встретился с реальной силой. Таким образом, большевики стали готовиться к затяжному сражению и потеряли драгоценное время. После тяжелого боя белым удалось эвакуировать город. Матвеев не был заинтересован в победе над ними или в стычке с грузинами, его целью было соединение с большевистской армией под командованием Сорокина, которая в это время находилась в окрестностях Майкопа. После того как большевики пошли дальше к Майкопу, Масловскому удалось вновь занять Туапсе с помощью всего лишь сотни офицеров. Таким образом, он выполнил свою сложную миссию с неожиданной помощью большевиков, а важный черноморский порт стал контролироваться Добровольческой армией. Грузинская армия тем временем оставалась в Сочи, а Мазниев в одиночестве прибыл в Туапсе, где был принят как гость.
Эпизод в Туапсе не испортил хорошие отношения между Мазниевым и Масловским, так как оба человека понимали важность дружеского сотрудничества. Они обсуждали несколько возможностей: Грузия нуждалась в зерне, которое могла предоставить территория, находящаяся под властью Добровольческой армии, а добровольцы нуждались в амуниции, которая оставалась на территории Грузии со времени окончании войны с Турцией. Масловский убедил генерала Романовского в телеграмме послать зерно Грузии в кредит как знак доброй воли. По словам Мазниева, это произвело благоприятное впечатление на правительство, которое в знак благодарности отправило в Черноморский район бронированный поезд для Добровольческой армии. Масловский немедленно переправил поезд в Майкоп, где добровольцы сражались с Красной армией.
Первые месяцы истории отношений между Добровольческой армией и Грузией были лучшими. Контакт был поручен двум людям, которые, к счастью для обеих сторон, знали, как нужно правильно поступить. Когда контакт был налажен на высоком уровне, картина радикально поменялась. В сентябре грузинская делегация, состоящая из Е. П. Гегечкори, министра иностранных дел, и генерала Г. И. Мазниева, прибыла в Екатеринодар для переговоров. Они имели огромное значение, так как именно на них должны были определиться отношения между ведущими лидерами антибольшевистского движения. Стоит в деталях разобрать протокол заседания, так как он четко показывает, что участники плохо разбирались в искусстве управления государством. Утверждения, высказанные некоторыми участниками дебатов, выдают образ мыслей людей, которым было доверено возглавлять антибольшевистское движение.
Грузинский визит на территорию, контролируемую белыми, начался плохо: когда они приехали в черноморский порт Новороссийск, военный управляющий, полковник Кутепов, не прибыл встретить делегацию. На вокзале в Екатеринодаре их также не встретил кто-либо высокого ранга. Хуже всего было то, что министру иностранных дел Грузии пришлось ждать два дня, прежде чем командование армии смогло его принять. Безусловно, такой неучтивый прием охладил представителей нового независимого государства, которые, возможно, из-за своего нового государственного статуса очень чувствительно относились к правилам дипломатического этикета. Масловский, частично предвидевший такие проблемы, попросил свое начальство организовать хороший прием гостям, но его просьбу не приняли во внимание.
Переговоры проходили 25 и 26 сентября. Добровольческую армию представляли генералы Алексеев, Деникин, Драгомиров, Лукомский и Романовский и гражданские Шульгин и Степанов; Быч и Воробьев, которые были едва ли больше чем просто наблюдатели, представляли кубанское правительство. На второй день к дискуссиям присоединился кубанский атаман, генерал Филимонов.
Поведение генерала Алексеева на этой конференции, должно быть, объясняется его тяжелой болезнью, которая спустя две недели забрала его жизнь: он был груб и непреклонен. Если Алексееву можно найти хоть какое-то оправдание, то поведение других представителей армии, последовавших дурному примеру старого генерала, непростительно. Принимающая сторона постоянно шокировала своих партнеров по переговорам, что только отравляло атмосферу. Читая протокол, трудно понять, почему Алексеев и Деникин вообще согласились на переговоры, если чувствовали такую ненависть.
Только первые два или три предложения приветственной речи Алексеева содержали дружеские слова: Алексеев безоговорочно признал независимость Грузии. (Хотя после провала переговоров это «признание» также было отменено.) Затем он начал долгую тираду, нападая на Грузию за разные «грехи». Он высказал два упрека: грузины плохо относились к России в целом и к русским офицерам в частности, а также сотрудничали с Германией. Гегечкори возмущенно выразил протест:
«Что же касается обвинений грузинского правительства в преследовании русских офицеров, то, в качестве официального представителя Грузинской республики, считаю долгом категорически заявить, что это обвинение совершенно несправедливо. Куда как не в Грузию во время гонений, постигших офицеров в России, стали со всех концов ее стекаться офицеры… И с гордостью могу здесь засвидетельствовать, что в то время, когда почти вся Россия была охвачена кошмаром самосудов, только у нас, в Грузии, благодаря сознательности масс и работе политических руководителей, не было ни одного случая насилия и самосуда над русскими офицерами».
Это заявление не удовлетворило русских генералов, и они продолжили обсуждение. Очевидно было, что Гегечкори не собирался отказываться от своих немецких союзников, но он принял без обсуждения разумное условие Алексеева, что, если будет заключено торговое соглашение и армия пошлет зерно в Грузию, оно не должно быть переправлено в Германию. В феврале 1919 года, когда лидеры Добровольческой армии хотели получить помощь Англии в борьбе с Грузией, они подготовили меморандум для англичан, в котором правда была искажена. Они сказали, что причиной провала в Екатеринодаре было нежелание грузин гарантировать, что русское зерно не будет реэкспортировано.
Много времени было потрачено не на переговоры, а на обмен колкостями по поводу тех или иных событий. Тон белогвардейских генералов больше подходил для криминальных обвинителей, чем для дипломатов, ищущих союзников. Алексеев обвинял грузин в вещах, которые они просто не в состоянии были исправить:
«Они [русские] ухлопали на Кавказ такие суммы, которые трудно себе представить. А во время войны было много собрано на Кавказе русского имущества, и это все русская копейка. И железные дороги, которые строились, разве каждая верста их не наша, русская? И неужели все собранное на Кавказе из центра России, случайно очутившееся там, должно перейти к грузинам, армянам и татарам, несмотря на то, что это привезено из центра и собиралось трудами великорусского мужика?..».
